Баобабов нет

Тексты песен Владимира Высоцкого: 1980 год.

1960 | 1961 | 1962 | 1963 | 1964 | 1965 | 1966 | 1967 | 1968 | 1969
1970 | 1971 | 1972 | 1973 | 1974 | 1975 | 1976 | 1977 | 1978 | 1979 | 1980

• Братьям Вайнерам
• В одной державе с населеньем...
• В стае диких гусей
• Гимн школе
• Грусть моя, тоска моя
• Две просьбы
• Жан, Жак, Гийом, Густав
• И снизу лед, и сверху. Маюсь между...
• Как зайдешь в бистро-столовку...
• Мог бы быть я при теще, при тесте...
• На Филиппинах - бархатный сезон...
• Неужто здесь сошелся клином свет...
• Общаюсь с тишиной я...
• Одесские куплеты
• Однако, втягивать живот...
• Песня инвалида
• Песня Сашки Червня
• Письмо торговца ташкентскими фруктами
• Стреляли мы по черепу - на счастье...
• Я не спел вам в кино, хоть хотел...

Братьям Вайнерам

	Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени -
	Некому: жена - в Париже, все дружки - сидят.
	Даже Глеб Жеглов, хоть ботал чуть по новой фене -
	Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.

	    Хорошо, что в зале нет
	    "Не наших" всех сортов,
	    Здесь - кто хочет на банкет
	    Без всяких паспортов.

	    Расскажу про братиков -
	    Писателей, соратников,
	    Про людей такой души,
	    Что не сыщешь ватников.

	Наше телевидение требовало резко:
	Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент",
	Поменять на мыло шило, шило - на стамеску.
	А ворье переиначить в "чуждый элемент".

	    Но сказали брат и брат:
	    "Не! Мы усё спасем.
	    Мы и сквозь редакторат
	    Всё это пронесем".
	
	    Так, в ответ подельники,
	    Скиданув халатики,
	    Надевали тельники,
	    А поверх - бушлатики.

	Про братьев-разбойников у Шиллера читали,
	Про Лаутензаков написал уже Лион,
	Про Серапионовых и школьники листали.
	Где ж роман про Вайнеров? Их - два на миллион!

	    Проявив усердие,
	    Сказали кореша:
	    - "Эру милосердия"
	    Можно даже в США.
	
	    С них художник Шкатников
	    Написал бы латников.
	    Мы же в их лице теряем
	    Классных медвежатников.

В одной державе с населеньем...

	В одной державе с населеньем... -
	Но это, впрочем, все равно,-
	Других держав с опереженьем,
	Всё пользовалось уваженьем -
	Что может только пить вино.

	Царь в той державе был без лоску -
	Небрит, небрежен, как и мы;
	Стрельнет, коль надо, папироску,-
	Ну, словом, свой, ну, словом, в доску,-
	И этим бередил умы.

	Он был племянником при дяде,
	Пред тем как злобный дар не пить
	Порвал гнилую жизни нить -
	В могилу дядю свел. Но пить
	Наш царь не смел при дяде-гаде.

	Когда иные чужеземцы,
	Инако мыслящие нам
	(Кто - исповедуя ислам,
	А кто - по глупости, как немцы),
	К нам приезжали по делам -
	С грехом, конечно, пополам
	Домой обратно уезжали,-
	Их поражал не шум, не гам
	И не броженье по столам,
	А то, что бывший царь наш - хам
	И что его не уважали.

	И у него, конечно, дочка -
	Уже на выданье - была
	Хорошая - в нефрите почка,
	Так как с рождения пила.
	А царь старался, бедолага,
	Добыть ей пьяницу в мужья:
	Он пьянство почитал за благо,-
	Нежней отцов не знаю я.

	Бутылку принесет, бывало:
	"Дочурка! На, хоть ты хлебни!"
	А та кричит: "С утра - ни-ни!"-
	Она с утра не принимала,
	Или комедию ломала,-
	А что ломать, когда одни?

	"Пей, вербочка моя, ракитка,
	Наследная прямая дочь!
	Да знала б ты, какая пытка -
	С народом вместе пить не мочь!

	Мне б зятя - даже не на зависть,-
	Найди мне зятюшку, найди!-
	Пусть он, как тот трусливый заяц,
	Не похмеляется, мерзавец,
	Кто пьет с полудня,- выходи!

	Пойми мои отцовы муки,
	Ведь я волнуюся не зря,
	Что эти трезвые гадюки
	Всегда - тайком и втихаря!

	Я нажил все, я нажил грыжу,
	Неся мой груз, мое дитя!
	Ох, если я тебя увижу
	С одним их этих!- так обижу!..
	Убью, быть может, не хотя!-
	Во как я трезвых ненавижу!"

	Как утро - вся держава в бане,-
	Отпарка шла без выходных.
	Любил наш царь всю пьянь на пьяни,
	Всех наших доблестных ханыг.

	От трезвых он - как от проказы:
	Как встретит - так бежит от них,-
	Он втайне издавал указы,
	Все - в пользу бедных и хмельных.

	На стенах лозунги висели -
	По центру, а не где-нибудь:
	"Виват загулы и веселье!
	Долой трезвеющую нудь!"

	Сугубо и давно не пьющих -
	Кого куда,- кого - в острог.
	Особо - принципы имущих.
	Сам - в силу власти - пить не мог.

	Но трезвые сбирали силы,
	Пока мы пили натощак,-
	Но наши верные кутилы
	Нам доносили - где и как.

	На митинг против перегара
	Сберутся,- мы их хвать в кольцо!-
	И ну гурьбой дышать в лицо,
	А то - брандспойт, а в нем водяра!

	Как хулиганили, орали -
	Не произнесть в оригинале,-
	Ну, трезвая шпана - кошмар!
	Но мы их все же разогнали
	И отстояли перегар.

	А в это время трезвь сплотилась
	Вокруг кого-то одного,-
	Уже отважились на вылаз -
	Секретно, тихо, делово.

	И шли они не на банкеты,
	А на работу,- им на страх
	У входа пьяные пикеты
	Едва держались на ногах.

	А вечерами - по два, по три -
	Уже решились выползать:
	Сидит, не пьет и нагло смотрит!
	...Царю был очень нужен зять.

	Явился зять как по заказу -
	Ну, я скажу вам - о-го-го!
	Он эту трезвую заразу
	Стал истреблять везде и сразу,
	А при дворе - первей всего.

	Ура! Их силы резко тают -
	Уж к главарю мы тянем нить:
	Увидят бритого - хватают
	И - принудительно лечить!

	Сначала - доза алкоголя,
	Но - чтоб не причинить вреда.
	Сопротивленье - ерунда:
	Пять суток - и сломалась воля,-
	Сам медсестричку кличет: "Оля!.."
	Он наш - и раз и навсегда.

	Да он из ангелов из сущих,
	Кто ж он - зятек?.. Ба! Вот те на!
	Он - это сам глава непьющих,
	Испробовавший вкус вина.

В стае диких гусей

	В стае диких гусей был второй,
	Он всегда вырывался вперед,
	Гуси дико орали: «Встань в строй!»
	И опять продолжали полет.

	А однажды за Красной Горой,
	Где тепло и уютно от тел,
	Понял вдруг этот самый второй,
	Что вторым больше быть не хотел:

		Всё равно - там и тут
		Непременно убьют,
		Потому что вторых узнают.

			А кругом гоготали: «Герой!
			Всех нас выстрелы ждут вдалеке.
			Да пойми ты, что каждый второй
			Обречен в косяке!»

	Бой в Крыму: всё в дыму, взят и Крым.
	Дробь оставшихся не достает.
	Каждый первый над каждым вторым
	Непременные слезы прольет.

	Мечут дробью стволы, как икрой,
	Поубавилось сторожевых,
	Пал вожак, только каждый второй
	В этом деле остался в живых.

		Это он, е-мое,
		Стал на место свое,
		Стал вперед, во главу, в острие.

			Если счетом считать - сто на сто! -
			И крои не крои - тот же крой:
			«Каждый первый» не скажет никто,
			Только - «каждый второй».

	...Всё мощнее машу: взмах - и крик
	Начался и застыл в кадыке!
	Там, внизу, всех нас - первых, вторых -
	Злые псы подбирали в реке.

	Может быть, оттого, пес побрал,
	Я нарочно дразнил остальных
	Что во «первых» я с жизнью играл,
	И летать не хотел во «вторых»...

		Впрочем, я - о гусях:
		Гусь истек и иссяк -
		Тот, который сбивал весь косяк.

			И кого из себя ты не строй -
			На спасение шансы малы:
			Хоть он первый, хоть двадцать второй -
			Попадет под стволы.

Гимн школе

	Из класса в класс мы вверх пойдем, как по ступеням,
	И самым главным будет здесь рабочий класс,
	И первым долгом мы, естественно, отменим
	Эксплуатацию учителями нас!

	  	Да здравствует новая школа!
	  Учитель уронит, а ты подними!
	  	Здесь дети обоего пола
	  Огромными станут людьми!

	Мы строим школу, чтобы грызть науку дерзко,
	Мы все разрушим изнутри и оживим,
	Мы серость выбелим и выскоблим до блеска,
	Все теневое мы перекроем световым!

	  	Так взрасти же нам школу, строитель,-
	  Для душ наших детских теплицу, парник,-
	  	Где учатся - все, где учитель -
	  Сам в чем-то еще ученик!

Грусть моя, тоска моя

	Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка,-
	Чувствую - дышу и хорошею...
	Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска,
	Изловчась, мне прыгнула на шею.

	Я ее и знать не знал, меняя города,-
	А она мне шепчет: "Как ждала я!.."
	Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда?
	Сам связался с нею, не желая.

	Одному идти - куда ни шло, еще могу,-
	Сам себе судья, хозяин-барин.
	Впрягся сам я вместо коренного под дугу,-
	С виду прост, а изнутри - коварен.

	Я не клевещу, подобно вредному клещу,
	Впился сам в себя, трясу за плечи,
	Сам себя бичую я и сам себя хлещу,-
	Так что - никаких противоречий.

	Одари судьба, или за деньги отоварь!-
	Буду дань платить тебе до гроба.
	Грусть моя, тоска моя - чахоточная тварь,-
	До чего ж живучая хвороба!

	Поутру не пикнет - как бичами не бичуй,
	Ночью - бац! - со мной на боковую:
	С кем-нибудь другим хоть ночь переночуй,-
	Гадом буду, я не приревную!

Две просьбы

	I.

	Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
	Гоню их прочь, стеная и браня,
	Но вместо них я вижу виночерпия -
	Он шепчет: "Выход есть - к исходу дня
	Вина! И прекратится толкотня,
	Виденья схлынут, сердце и предсердие
	Отпустят, и расплавится броня!"
	Я - снова я, и вы теперь мне верьте,- я
	Немного попрошу взамен бессмертия -
	Широкий тракт, холст, друга да коня;
	Прошу покорно, голову склоня,
	Побойтесь Бога, если не меня,-
	Не плачьте вслед, во имя Милосердия!

	II.

	Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
	Но чтобы душу - дьяволу,- ни-ни!
	Зачем цыганки мне гадать затеяли?
	День смерти уточнили мне они...
	Ты эту дату, Боже, сохрани,-
	Не отмечай в своем календаре или
	В последний миг возьми и измени,
	Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли
	И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
	Чтоб люди не хихикали в тени,-
	От них от всех, о Боже, охрани -
	Скорее, ибо душу мне они
	Сомненьями и страхами засеяли!

Жан, Жак, Гийом, Густав...

	Жан, Жак, Гийом, Густав -
	Нормальные французы, -
	Немного подлатав
	Расползшиеся узы,

	Бесцветные, как моль,
	Разинув рты без кляпа,
	Орут: «Виват, Жан Поль,
	Наш драгоценный папа!»

	Настороже, как лось,
	Наш папа, уши - чутки.
	Откуда что взялось -
	Флажки, плакаты, дудки?

	Страшась гореть в аду,
	Поют на верхней ноте.
	«А ну-ка, ниспаду
	Я к вам на вертолете!»

	«Есть риск - предупредил
	Пилот там, на экране, -
	Ведь шлепнулся один
	Не вовремя в Иране».

	«Смелее! В облака,
	Брат мой, ведь я в сутане,
	А смерть - она пока
	Еще в Афганистане!» -

	И он разгладил шелк
	Там, где помялась лента,
	И вскоре снизошел
	До нас, до президента.

	Есть папа, но была
	Когда-то божья мама.
	Впервые весела
	Химера Нотр-Дама.

	Людским химер не мерь -
	Висит язык, как жало.
	Внутри ж ее теперь
	Чего-то дребезжало.

	Ей был смешон и вид
	Толпы - плащи да блузки...
	Ан, папа говорит
	Прекрасно по-французски.

	Поедет в Лувр, «Куполь»
	И, может быть, в Сорбонну,
	Ведь папа наш, Жан Поль,
	Сегодня рад любому.

	Но начеку был зав
	Отделом протокола:
	Химере не сказав
	Ни слова никакого,

	Он вышел. Я не дам
	Гроша теперь за папу.
	Химеры Нотр-Дам,
	Опять сосите лапу!

И снизу лед, и сверху. Маюсь между...

	И снизу лед, и сверху. Маюсь между.
	Пробить ли верх иль пробуравить низ?
	Конечно, всплыть и не терять надежду,
	А там - за дело, в ожиданьи виз.

	Лед надо мною, надломись и тресни!
	Я весь в поту, как пахарь от сохи.
	Вернусь к тебе, как корабли из песни,
	Все помня, даже старые стихи.

	Мне меньше полувека - сорок с лишним,
	Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним.
	Мне есть что спеть, представ перед всевышним,
	Мне есть чем оправдаться перед ним.

Как зайдешь в бистро-столовку...

	   Как зайдешь в бистро-столовку,
	   По пивку ударишь -
	   Вспоминай всегда про Вовку:
	   Где, мол, друг-товарищ!

	   А в лицо - трехстопным матом,
	   Можешь - хоть до драки,-
	   Про себя же помни: братом
	   Вовчик был Шемяке.

	   Баба, как наседка, квохчет
	   (Не было печали!),-
	   Вспоминай! Быть может, Вовчик -
	   "Поминай как звали!"

	M.Chemiakin - всегда, везде Шемякин,-
	А посему французский не учи!..
	Как хороши, как свежи были маки,
	Из коих смерть схимичили врачи!

	   Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
	   Разрази нас гром!-
	   Поживем еще, братишка,
	   Po-gi-viom!

Мог бы быть я при теще, при тесте...

	Мог бы быть я при теще, при тесте,
	Только их и в живых уже нет.
	А Париж? Что Париж! Он на месте.
	Он уже восхвален и воспет.

		Он стоит, как стоял, он и будет стоять,
		Если только опять не начнут шутковать,
		Ибо шутка в себе ох как много таит.
		А пока что Париж как стоял, так стоит.

На Филиппинах - бархатный сезон...

	На Филиппинах - бархатный сезон,
	Поклонники ушли на джонках в море,
	Очухался маленько чемпион,
	Про всё, что надо, высказался он -
	И укатил с почетом в санаторий.

Неужто здесь сошелся клином свет...

	Неужто здесь сошелся клином свет,
	Верней, клинком ошибочных возмездий...
	И было мне неполных двадцать лет,
	Когда меня зарезали в подъезде.

	Он скалился открыто - не хитро,
	Он делал вид, что не намерен драться,
	И вдруг - ножом под нижнее ребро,
	И вон - не вынув, чтоб не замараться.

	Да будет выть-то! Ты не виновата -
	Обманут я улыбкой и добром.
	Метнулся в подворотню луч заката
	И спрятался за мусорным ведром...

	Еще спасибо, что стою не в луже,
	И лезвие продвинулось чуть глубже,
	И стукнула о кафель рукоять,
	Но падаю - уже не устоять.

Общаюсь с тишиной я...

	Общаюсь с тишиной я,
	Боюсь глаза поднять,
	Про самое смешное
	Стараюсь вспоминать.

		Врачи чуть-чуть поахали:
		"Как? Залпом? Восемьсот?.."
		От смеха ли, от страха ли
		Всего меня трясет.

	Теперь я - капля в море,
	Я - кадр в немом кино,
	И двери - на запоре,
	А все-таки смешно.

		Воспоминанья кружатся
		Как комариный рой,
		А мне смешно до ужаса:
		Мой ужас - геморрой.

	Виденья все теснее,
	Страшат величиной:
	То с нею я - то с нею,-
	Смешно, иначе - ной!

		Не сплю - здоровье бычее,
		Витаю там и тут,
		Смеюсь до неприличия
		И жду - сейчас войдут...

	Халат закончил опись
	И взвился - бел, крылат.
	"Да что же вы смеетесь?" -
	Спросил меня халат.

		Но ухмыляюсь грязно я
		И - с маху на кровать.
		Природа смеха - разная,-
		Мою вам не понять.

	Жизнь - алфавит: я где-то
	Уже в "це-че-ша-ще",-
	Уйду я в это лето
	В малиновом плаще.

		Но придержусь рукою я
		Чуть-чуть за букву "я" -
		Еще побеспокою я!-
		Сжимаю руку я.

	Со мной смеются складки
	В малиновом плаще.
	С покойных взятки гладки,-
	Смеялся я - вообще.

		Смешно мне в голом виде лить
		На голого ушат,
		А если вы обиделись -
		То я не виноват.

	Палата - не помеха,
	Похмелье - ерунда,-
	И было мне до смеха -
	Везде, на все, всегда!

		Часы тихонько тикали -
		Сюсюкали: сю-сю...
		Вы - втихаря хихикали,
		А я - давно вовсю!

Одесские куплеты

	Где девочки? Маруся, Рая, Роза?
	Их с кондачка пришлепнула ЧеКа,
	А я - живой, я - только что с Привоза,
	Вот прям сейчас с воскресного толчка!

	Так что, ребята! Ноты позабыты,
	Зачеркнуто ли прежнее житье?
	Пустились в одиссею одесситы -
	В лихое путешествие свое.

	А помните вы Жорика-маркера
	И Толика - напарника его?
	Ему хватило гонора, напора,
	Но я ответил тоже делово.

	Он, вроде, не признал меня, гадюка,
	И с понтом взял высокий резкий тон:
	«Хотите, будут речь вести за Дюка?
	Но за того, который Эллингтон»...

Однако, втягивать живот...

	Однако, втягивать живот
	Полезно, только больно.
	Ну! Вот и всё! Вот так-то вот!
	И этого довольно.

	А ну! Сомкнуть ряды и рты!
	А ну, втяните животы!
	А у кого они пусты -
	Ремни к последней дырке!
	
	Ну как такое описать
	Или еще отдать в печать?
	Но, даже если разорвать, -
	Осталось на копирке:

	Однако, втягивать живот
	Полезно, только больно.
	Ну! Вот и всё! Вот так-то вот!
	И этого довольно.

	Вообще, такие времена
	Не попадают в письмена,
	Но в этот век печать вольна -
	Льет воду из колодца.
	
	Товарищ мой (он чей-то зять)
	Такое мог порассказать
	Для дела... Жгут в печи печать,
	Но слово остается:
	
	Однако, втягивать живот
	Полезно, только больно.
	Ну! Вот и всё! Вот так-то вот!
	И этого довольно.

Песня инвалида

	Проскакали всю страну,
	Да пристали кони - буде!
	Я во синем во Дону
	Намочил ладони, люди.

		Кровушка спеклася
		В сапоге от ран,-
		Разрезай, Настасья,
		Да бросай в бурьян!

		Во какой вояка,
		И "Георгий" - вот...
		Но опять, однако,
		Атаман зовет.

	Хватит брюхо набивать!
	Бают, да и сам я бачу,
	Что спешит из рвани рать
	Волю забирать казачью.

		Снова кровь прольется?
		Вот такая суть:
		Воли из колодца
		Им не зачерпнуть!

		Плачут бабы звонко...
		Ну, чего ревем!
		Волюшка, Настёнка,-
		Это ты да дом.

	Вновь скакали по степу,
	Разом все под атаманом -
	То конями на толпу,
	То веревкой, то наганом.

		Сколь кровь не льется -
		Пресный все лиман.
		Нет, хочу - с колодца,-
		Слышь-ка, атаман!

		Знаю, легче пьется
		На тугой карман,
		Хорошо живется -
		Если атаман.

	Есть у атамана зуй,
	Ну а под зуем - кобыла...
	Нет уж, Настенька, разуй,
	Да часок чтоб тихо было!

		"Зуй, где речь геройска
		Против басурман?
		Как тебе без войска?"
		"Худо, атаман!"

		А ведерко бьется
		Вольно - вкривь и вкось.
		Хлопцы, хлопцы, хлопцы,-
		Выудил, небось!

		Справная обновка,
		Век ее постыль:
		Это не винтовка -
		Это мой костыль!

Песня Сашки Червня

	Под деньгами на кону
	(Как взгляну - слюну сглотну)-
	Жизнь моя,- и не смекну.
		Для чего играю.
	Просто ставить по рублю -
	Надоело, не люблю,-
	Проиграю - пропылю
		На коне по раю.

		Проскачу в канун Великого поста
		Не по вражескому - по ангельскому стану,-
		Пред очами удивленного Христа
			Предстану.

		В кровь ли губы окуну
		Или вдруг шагну к окну -
		Из окна в асфальт нырну,-
			Ангел крылья сложит -
		Пожалеет на лету:
		Прыг со мною в темноту -
		Клумбу мягкую в цвету
			Под меня подложит.
	
		Смерть крадется сзади - ну
		Словно фрайер на бану,-
		Я в живот ее пырну -
			Сгорбится в поклоне.
		Я - в бега, но сатану
		Не обманешь - ну и ну!-
		Глядь - я в синем во Дону
			Остудил ладони!

	Кубок полон - по вину
	Крови пятна - ну и ну! -
	Не идут они ко дну -
	Выпьешь или струсишь?
	Только-только пригубил -
	Вмиг все те, кого сгубил,
	Подняли что было сил
		Шухер или хипеш.

Письмо торговца ташкентскими фруктами

	Здравствуй, Жора и Аркадий Вайнер!
	И Георгию привет!
	Мы знакомы с вами втайне
	По романам много лет.

	Пишут вам семь аксакалов
	Гиндукушенской земли,
	Потому что семь журналов
	Вас на нас перевели.

	И во время сбора хлопка
	(Кстати, хлопок нынче - шелк)
	Наш журнал "Звезда Востока"
	Семь страниц для вас нашел.

	Всю Москву изъездил в "ЗИМе"
	Самый главный аксакал -
	Ни в едином магазине
	Ваши книги не сыскал.

	Вырвали два старших брата
	Все волосья в бороде -
	Нету, хоть и много блата
	В "Книжной лавке" - и везде.

	Я за "Милосердья эру" -
	Вот за что спасибо вам!-
	Дал две дыни офицеру
	И гранатов килограмм.

	А в конце телевиденья -
	Клятва волосом седым!-
	Будем дать за продолженье
	Каждый серий восемь дынь.

	Чтобы не было заминок
	(Любите кюфта-бюзбаш?)
	Шлите жен Центральный рынок -
	Две главы - барашка ваш.

	Может, это слишком плотски,
	Но за песни про тюрьмы
	(Пусть споет артист Высоцкий)
	Два раз больше платим мы.

	Не отыщешь ваши гранки
	И в Париже, говорят...
	Впрочем, что купить на франки?
	Тот же самый виноград.

	Мы сегодня вас читаем,
	Как абзац - кидает в пот.
	Братья, мы вас за - считаем -
	Удивительный народ.	

	Наш праправнук на главбазе -
	Там, где деньги - дребедень.
	Есть хотите? В этом разе
	Приходите каждый день.	

	А хотелось, чтоб в инъязе...
	Я готовил крупный куш.
	Но... Если был бы жив Ниязи...
	Ну а так - какие связи? -
	Связи есть Европ и Азий,

	Только эти связи чушь.
	Вы ведь были на КАМАЗе:
	Фрукты нет. А в этом разе
	Приезжайте Гиндукуш!

Стреляли мы по черепу - на счастье...

	Стреляли мы по черепу - на счастье.
	И я был всех удачливей в стрельбе.
	Бах! Расколол на три неравных части
	И большую - конечно, взял себе.

	Мой друг и в детстве был меня ушастей,
	Он слышал даже шепот, и смешно,
	Но он не уберегся от напастей -
	Напротив: сел за то, что много знал.

	...Что счастие не в том, что много слышал,
	А в том, чтоб, слыша, не запоминать.
	Но лучше и не слышать и не знать,
	Да заодно и говорить излишне.

Я не спел вам в кино, хоть хотел...

	Я не спел вам в кино, хоть хотел,
	Даже братья меня поддержали:
	Там, по книге, мой Глеб где-то пел,
	И весь МУР все пять дней протерпел,
	Но в Одессе Жеглова зажали.

		А теперь запылает моя щека,
		А душа - дак замлеет.
		Я спою, как из черного ящика,
		Что всегда уцелеет.

			Генеалоги Вайнеров бьются в тщете -
			Древо рода никто не обхватит.
			Кто из них приписал на Царьградском щите:
			«Юбилеями правят пока еще те,
			Чей он есть, юбилей, и кто платит»?

	Первой встрече я был очень рад,
	Но держался не за панибрата.
	Младший брат был небрит и не брат -
	Выражался как древний пират,
	Да и старший похож на пирата.

		Я пил кофе - еще на цикории,
		Не вставляя ни слова,
		Ну а Вайнеры-братики спорили
		Про характер Жеглова.

			В Лувре я - будь я проклят! - попробуй, налей!
			А у вас - перепало б и мне там.
			Возле этой безрукой - не хошь, а лелей,
			Жрать охота, братья?, а у вас - юбилей
			И наверно... конечно, с банкетом.

	Братья! Кто же вас сможет сломить?
	Пусть вы даже не ели от пуза...
	Здоровы?, а плетете тончайшую нить.
	Все читали вас, все, - хорошо б опросить
	Членов... нет, - экипажи «Союза».

		Я сегодня по «ихнему» радио
		Не расслышал за воем
		Что-то... «в честь юбилея Аркадия
		Привезли под конвоем...»

			Всё так буднично, ровно они, бытово.
			Мы же все у приемников млеем.
			Я ж скажу вам, что ежели это того...
			Пусть меня под конвоем везут в ВТО -
			С юбилеем, так уж с юбилеем.

	Так о чем же я, бишь, или вишь?
	Извини - я иду по Аркаде:
	МУР и «зря ты душою кривишь» -
	Кончен ты! В этом месте, малыш,
	В сорок пятом работал Аркадий.

		Пусть среди экспонатов окажутся
		Эти кресла, подобные стулу.
		Если наши музеи откажутся -
		Увезу в Гонолулу.

			Не сочтите за лесть предложенье моё,
			Не сочтите его и капризом,
			Что скупиться, ведь тут юбилей, ё-моё! -
			Всё, братьями моими содеянноё,
			Предлагаю назвать «вайнеризмом»!