В.Высоцкий.
А мы живем в мертвящей пустоте, Попробуй надави - так брызнет гноем, И страх мертвящий заглушаем воем - И те, что первые, и люди, что в хвосте. И обязательные жертвоприношенья, Отцами нашими воспетые не раз, Печать поставили на наше поколенье - Лишили разума, и памяти, и глаз.
В белье плотной вязки, В буденовке ноской, Овеянной, кстати, Гражданской войной, Я не на Аляске, Я не с эскимоской - Лежу я в кровати С холодной женой. Идет моей Наде - В плетеной рогоже, В фуфайке веселой, В китайском плаще, - И в этом наряде Она мне дороже Любой полуголой, А голой - вообще. Не нашел сатана денька - Всей зимы ему мало, Так напакостил в праздник точь-в-точь! Не тяни же ты, Наденька, На себя одеяло В новогоднюю ночь! Тьфу в нас, недоеных, - Чего мы гундосим! Соседу навесил - Согреться чуток. В центральных районах В квартирах - плюс восемь, На кухне - плюс десять, Палас - как каток. Сожгем мы в духовке Венгерские стулья И финское кресло С арабским столом. Где надо - мы ловки: Всё прём к себе в улья, - А ну, интересно, Пойдем напролом?
Давайте я спою вам в подражанье радиолам, Глухим знакомым тембром из-за плохой иглы - Пластиночкой на "ребрах" в оформленье невеселом, Какими торговали пацаны из-под полы. Ну, например, о лете, которого не будет, Ну, например, о доме, что быстро догорел, Ну, например, о брате, которого осудят, О мальчике, которому - расстрел. Сидят больные легкие в грудной и тесной клетке - Рентгеновские снимки - смерть на черно-белом фоне,- Разбалтывают пленочки о трудной пятилетке, А продлевают жизнь себе - вертясь на патефоне. 1977-1979 гг
Ах, время как махорочка - Все тянешь, тянешь, Жорочка!... А помнишь - кепка, челочка Да кабаки до трех?.. А черненькая Норочка С подъезда пять - айсорочка, Глядишь - всего пятерочка, А - вдоль и поперек... А вся братва одесская... Два тридцать - время детское. Куда, ребята, деться, а? К цыганам в "поплавок"! Пойдемте с нами, Верочка!.. Цыганская венгерочка! Пригладь виски, Валерочка, Да чуть примни сапог!.. А помнишь - вечериночки У Солиной Мариночки, Две бывших балериночки В гостях у пацанов?.. Сплошная безотцовщина: Война, да и ежовщина,- А значит - поножовщина, И годы - без обнов... На всех клифты казенные - И флотские, и зонные,- И братья заблатненные Имеются у всех. Потом отцы появятся, Да очень не понравятся,- Кой с кем, конечно, справятся, И то - от сих до сех... Дворы полны - ну надо же! - Танго хватает за души,- Хоть этому, да рады же, Да вот еще - нагул. С Малюшенки - богатые, Там - "шпанцири" подснятые, Там и червонцы мятые, Там Клещ меня пырнул... А у Толяна Рваного Братан пришел с "Желанного" - И жить задумал наново, А был хитер и смел,- Да хоть и в этом возрасте, А были позанозистей,- Помыкался он в гордости - И снова загремел... А все же брали "соточку" И бацали чечеточку,- А ночью взял обмоточку - И чтой-то завернул... У матери - бессонница,- Все сутки книзу клонится. Спи! Вдруг чего обломится,- Небось - не Барнаул...
Пятнадцать лет - не дата, так - Огрызок, недоедок. Полтиник - да! И четвертак. А то - ни так, ни эдак. Мы выжили пятнадцать лет. Вы думали: "слабо", да? А так как срока выше нет - Слобода, брат, слобода! Пятнадцать - это срок, хоть не на нарах, Кто был безус - тот стал при бороде. Мы уцелели при больших пожарах, При Когане, при взрывах и т.д. Пятнадцать лет назад такое было!.. Кто всплыл - об утонувших не жалей! Сегодня мы - и те, кто у кормила,- Могли б совместно справить юбилей. Сочится жизнь - коричневая жижа... Забудут нас, как вымершую чудь, В тринадцать дали нам глоток Парижа,- Чтобы запоя не было - чуть-чуть. Мы вновь готовы к творческим альянсам,- Когда же это станут понимать? Необходимо ехать к итальянцам, Заслать им вслед за папой - нашу "Мать". "Везет - играй!" - кричим наперебой мы. Есть для себя патрон, когда тупик. Но кто-то вытряс пулю из обоймы И из колоды вынул даму пик. Любимов наш, Боровский, Альфред Шнитке - На вас ушаты вылиты воды. Прохладно вам, промокшие до нитки? Обсохните - и снова за труды. Достойным уже розданы медали, По всем статьям - амнистия окрест. Нам по статье в "Литературке" дали, Не орден - чуть не ордер на арест. Тут одного из наших поманили Туда, куда не ходят поезда, Но вновь статью большую применили - И он теперь не едет никуда. Директоров мы стали экономить, Беречь и содержать под колпаком,- Хоть Коган был неполный Коганович, Но он не стал неполным Дупаком. Сперва сменили шило мы на мыло, Но мыло омрачило нам чело, Тогда Таганка шило возвратила - И все теперь идет, куда ни шло. Даешь, Таганка, сразу: "Или - или!" С ножом пристали к горлу - как не дать. Считают, что невинности лишили... Пусть думают - зачем разубеждать? А знать бы все наверняка и сразу б, Заранее предчувствовать беду! Но все же, сколь ни пробовали на зуб,- Мы целы на пятнадцатом году. Талантов - тьма! Созвездие, соцветье... И многие оправились от ран. В шестнадцать будет совершеннолетье, Дадут нам паспорт, может быть, загран. Все полосами, все должно меняться - Окажемся и в белой полосе! Нам очень скоро будет восемнадцать - Получим право голоса, как все. Мы в двадцать пять - даст бог - сочтем потери, Напишут дату на кокарде нам, А дальше можно только к высшей мере, А если нет - то к высшим орденам. Придут другие - в драме и в балете, И в опере опять поставят "Мать"... Но в пятьдесят - в другом тысячелетьи - Мы будем про пятнадцать вспоминать! У нас сегодня для желудков встряска! Долой сегодня лишний интеллект! Так разговляйтесь, потому что Пасха, И пейте за пятнадцать наших лет! Пятнадцать лет - не дата, так - Огрызок, недоедок. Полтинник - да! И четвертак. А то - ни так - ни эдак. А мы живем и не горим, Хотя в огне нет брода, Чего хотим, то говорим,- Слобода, брат, слобода!
Казалось мне, я превозмог И всё отринул. Где кровь, где вера и где чей бог? Я - в середину. Я вырвался из плена уз, Ушел, не ранен, И как химера был наш союз, - Смешон и странен. Но, выбирая окольный путь, С собой лукавил. Я знал, что спросят когда-нибудь: - Где брат твой Авель? И наяву, а не во сне, Я с ними вкупе, И гены гетто живут во мне, Как черви в трупе.
Куда все делось и откуда что берется - Одновременно два вопроса не решить. Абрашка Фукс у Ривочки пасется: Одна осталась - и пригрела поца,- Он на себя ее заставил шить. Ах, времена - и эти.. как их.. - нравы!- На древнем римском это - "темпера о морес",- Брильянты вынуты из их оправы, По всей Одессе тут и там канавы,- Для русских - цимес, для еврейских - цорес. Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!"- И душу господу подарит, вспоминая Тот удивительный момент, когда На Дерибасовской открылася пивная? Забыть нельзя, а если вспомнить - это мука! Я на Привозе встретил Мишку - что за тон! Я предложил: "Поговорим за Дюка!" "Поговорим,- ответил мне гадюка,- Но за того, который Эллингтон". Ну что с того, что он одет весь в норке, Что скоро едет, что последний сдал анализ, Что он одной ногой уже в Нью-Йорке!- Ведь было время - мы у Каца Борьки Почти что с Мишком этим не кивались. Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!"- И душу господу подарит, вспоминая Тот удивительный момент, когда На Дерибасовской открылася пивная?
Я вам, ребята, на мозги не капаю, Но вот он - перегиб и парадокс: Кого-то выбирают римским папою - Кого-то запирают в тесный бокс. Там все места - блатные расхватали и Пришипились, надеясь на авось,- Тем временем во всей честной Италии На папу кандидата не нашлось. Жаль, на меня не вовремя накинули аркан,- Я б засосал стакан - и в Ватикан! Церковники хлебальники разинули, Замешкался маленько Ватикан,- Мы тут им папу римского подкинули - Из наших, из поляков, из славян. Сижу на нарах я, в Нарофоминске я. Когда б ты знала, жизнь мою губя, Что я бы мог бы выйти в папы римские,- А в мамы взять - естественно, тебя! Жаль на меня не вовремя накинули аркан,- Я б засосал стакан - и в Ватикан! При власти, при деньгах ли, при короне ли - Судьба людей швыряет как котят. Но как мы место шаха проворонили?! Нам этого потомки не простят! Шах расписался в полном неумении - Вот тут его возьми и замени! Где взять? У нас любой второй в Туркмении - Аятолла и даже Хомейни. Всю жизнь мою в ворота бью рогами, как баран,- А мне бы взять Коран - и в Тегеран! В Америке ли, в Азии, в Европе ли - Тот нездоров, а этот вдруг умрет... Вот место Голды Меир мы прохлопали,- А там - на четверть бывший наш народ. Моше Даян без глаза был и ранее, Второй бы выбить, ночью подловив. И если ни к чему сейчас в Иране я, То я бы мог поехать в Тель-Авив. Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли Таланты - все при шпаге, при плаще,- Руслан Халилов, мой сосед по камере,- Там Мао делать нечего вообще! 1978-1979 гг
Меня опять ударило в озноб, Грохочет сердце, словно в бочке камень. Во мне живет мохнатый злобный жлоб С мозолистыми цепкими руками. Когда мою заметив маету, Друзья бормочут: "Скоро загуляет",- Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу! Он кислород вместо меня хватает. Он не двойник и не второе "я", Все объясненья выглядят дурацки,- Он плоть и кровь - дурная кровь моя - Такое не приснится и Стругацким. Он ждет, когда закончу свой виток, Моей рукою выведет он строчку,- И стану я расчетлив и жесток И всех продам - гуртом и в одиночку. Я оправданья вовсе не ищу,- Пусть жизнь уходит, ускользает, тает. Но я себе мгновенья не прощу, Когда меня он вдруг одолевает. Но я собрал еще остаток сил, Теперь его не вывезет кривая: Я в глотку, в вены яд себе вгоняю - Пусть жрет, пусть сдохнет - я перехитрил.
Мне скулы от досады сводит: Мне кажется который год, Что там, где я,- там жизнь проходит, А там, где нет меня,- идет! А дальше - больше, каждый день я Стал слышать злые голоса: "Где ты - там только наважденье, Где нет тебя - все чудеса. Ты только ждешь и догоняешь, Врешь и боишься не успеть, Смеешься меньше ты и, знаешь, Ты стал разучиваться петь! Как дым твои ресурсы тают, И сам швыряешь все подряд,- Зачем? Где ты - там не летают, А там, где нет тебя,- парят." Я верю крику, вою, лаю, Но все-таки, друзей любя, Дразнить врагов я не кончаю, С собой в побеге от себя. Живу, не ожидая чуда, Но пухнут жилы от стыда,- Я каждый раз хочу отсюда Сбежать куда-нибудь туда. Хоть все пропой, протарабань я, Хоть всем хоть голым покажись - Пустое все,- здесь - прозябанье, А где-то там - такая жизнь!.. Фартило мне, Земля вертелась, И, взявши пары три белья, Я - шасть - и там! Но вмиг хотелось Назад, откуда прибыл я.
Мой черный человек в костюме сером!.. Он был министром, домуправом, офицером, Как злобный клоун он менял личины И бил под дых, внезапно, без причины. И, улыбаясь, мне ломали крылья, Мой хрип порой похожим был на вой, И я немел от боли и бессилья И лишь шептал: "Спасибо, что живой". Я суеверен был, искал приметы, Что мол, пройдет, терпи, все ерунда... Я даже прорывался в кабинеты И зарекался: "Больше - никогда!" Вокруг меня кликуши голосили: "В Париж мотает, словно мы в Тюмень,- Пора такого выгнать из России! Давно пора,- видать, начальству лень". Судачили про дачу и зарплату: Мол, денег прорва, по ночам кую. Я все отдам - берите без доплаты Трехкомнатную камеру мою. И мне давали добрые советы, Чуть свысока похлопав по плечу, Мои друзья - известные поэты: Не стоит рифмовать "кричу - торчу". И лопнула во мне терпенья жила - И я со смертью перешел на ты, Она давно возле меня кружила, Побаивалась только хрипоты. Я от суда скрываться не намерен: Коль призовут - отвечу на вопрос. Я до секунд всю жизнь свою измерил И худо-бедно, но тащил свой воз. Но знаю я, что лживо, а что свято,- Я это понял все-таки давно. Мой путь один, всего один, ребята,- Мне выбора, по счастью, не дано.
Слева бесы, справа бесы, Нет, по новой мне налей! Эти - с нар, а те - из кресел,- Не поймешь, какие злей. И куда, в какие дали, На какой еще маршрут Нас с тобою эти врали По этапу поведут! Ну, а нам что остается? Дескать - горе не беда? Пей, дружище, если пьется,- Все - пустыми невода. Что искать нам в этой жизни? Править к пристани какой? Ну-ка, солнце, ярче брызни! Со святыми упокой...
Поздравляю вовсю - наповал! Без опаски и без принужденья, Ради шутки, за счет вдохновенья Сел писать я - перо пожевал... Вышло так: человек Возрожденья На Садовом кольце проживал. Ихним медгосподам С их доверием детским Знамо всё, что у нас бестолково, Но исправлен бедлам Станиславом Далецким И больницею им. Русакова. Интересов, приятелей круг Так далек еще от завершенья! - Каждый день - за прошеньем прошенье. Утром Вы - непременный хирург - Операции на воскрешенье Новорожденных с болью старух. Шесть часов погодя Вы скрипите зубами... Да! Доносчик сработал на славу! Недалецким людя?м Не сработаться с Вами, Что делить с ними Вам - Станиславу? Я из Вашей души и из уст Слышал разное, неоднократно, С вечной присказкой: "Это понятно?!" Мне - понятно: про косточек хруст, И про то, "до чего аккуратно Сбил Прокрустово ложе Прокруст". Как от этих детей Утром смерть отсекая, Приходилось поругивать Вам Взрослых разных мастей: "Ах, ты дрянь ты такая! Этим скальпелем - руки бы вам!" Что-то я всё "про то", да "про то" - Я же должен совсем про другое, - Вы ведь ляпнете вдруг: "Пудру Гойя Никогда не снимал. А пальто В Вашем фильме не то. А нагое Мне приятней на ощупь, а что?!" Вам не столько годков, - Вы уж мне не вертите! Бог с ней, с жизнею, старой каргой! Видел сон я - во сне Вам дала Нефертити... Так старейте назад, дорогой!
И кто вы суть? Безликие кликуши? Куда грядете - в Мекку ли, в Мессины? Модели ли влачите к Монпарнасу? Кровавы ваши спины, словно туши, И туши - как ободранные спины,- И ребра в ребра - и нету спасу. Ударил ток, скотину оглоуша, Обмякла плоть на плоскости картины И тяжко пала мяснику на плечи. На ум, на кисть творцу попала туша - И дюжие согбенные детины, Вершащие дела нечеловечьи. Кончал палач - дела его ужасны, А дальше те, кто гаже, ниже, плоше Таскали жертвы после гильотины: Безглазны, безголовы и безгласны И, кажется, бессутны тушеноши, Как бы катками вмяты в суть картины. Так кто вы суть, загубленные души? Куда спешите, полуобразины? Вас не разъять - едины обе массы. Суть Сутина - "Спасите наши туши!" Вы ляжете, заколотые в спины, И Урка слижет с лиц у вас гримасу. Слезу слизнет, и слизь, и лимфу с кровью Соленую - людскую и коровью, И станут пепла чище, пыли суше Кентавры или человекотуши. Я - ротозей, но вот не сплю ночами - В глаза бы вам взглянуть из-за картины!.. Неймется мне, шуту и лоботрясу,- Сдается мне - хлестали вас бичами, Вы крест несли и ободрали спины. И ребра в ребра вам - и нету спасу.
Еще бы - не бояться мне полетов, Когда начальник мой Е. Б. Изотов, Всегда в больное колет как игла. "Эх, - говорит,- салага! У них и то в Чикаго Три дня назад авария была!.." Хотя бы сплюнул, все же люди - братья, И мы вдвоем и не под кумачом,- Но знает, черт, что я для предприятья Ну хоть куда, хоть как и хоть на чем! Я не в страхе, я навеселе - Чтоб по трапу пройти не моргнув, Тренируюсь уже на земле, Туго-натуго пояс стянув. Но, слава богу, я не вылетаю - В аэропорте время коротаю Еще с одним таким же - побратим,- Мы пьем седьмую за день За то, что все мы сядем, И может быть - туда, куда летим. Пусть в ресторане не дают на вынос, Там радио молчит - там благодать,- Вбежит швейцар и рявкнет: "Кто на Вильнюс!.. Спокойно продолжайте выпивать!" Мне лететь - острый нож и петля: Ни привстать, ни поесть, ни курнуть, И еще - безопасности для - Должен я сам себя пристегнуть! Я к автомату - в нем ума палата - Стою и улыбаюсь глуповато: Такое мне поведал автомат!.. Невероятно, - в Ейске - Уже по-европейски: Свобода слова, - если это мат. Мой умный друг к полудню стал ломаться - Уже наряд милиции ведут: Он гнул винты у "ИЛа-18" И требовал немедля парашют. Я приятеля стал вразумлять: "Паша, Пашенька, Паша, Пашут. Если нам по чуть-чуть добавлять, То на кой тебе шут парашют!.." Друг рассказал - такие врать не станут: Сидел он раз, ремнями не затянут, Вдруг - взрыв! А он и к этому готов: И тут нашел лазейку - Расправил телогрейку И приземлился в клумбу от цветов... Мой вылет объявили, что ли? Я бы Чуть подремал, чуть-чуть - теперь меня не поднимай! Но слышу: "Пассажиры за ноябрь! Ваш вылет переносится на май!" Считайте меня полным идиотом, Но я б и там летел Аэрофлотом: У них - гуд бай - и в небо, хошь не хошь. А тут - сиди и грейся: Всегда задержка рейса,- Хоть день, а все же лишний проживешь!
Я верю в нашу общую звезду, Хотя давно за нею не следим мы,- Наш поезд с рельс сходил на всем ходу - Мы все же оставались невредимы. Бил самосвал машину нашу в лоб, Но знали мы, что ищем и обрящем, И мы ни разу не сходили в гроб, Где нет надежды всем в него сходящим. Катастрофы, паденья,- но между - Мы взлетали туда, где тепло, Просто ты не теряла надежду, Мне же - с верою очень везло. Да и теперь, когда вдвоем летим, Пускай на ненадежных самолетах,- Нам гасят свет и создают интим, Нам и мотор поет на низких нотах. Бывали "ТУ" и "ИЛы", "ЯКи", "АН",- Я верил, что в Париже, в Барнауле - Мы сядем,- если ж рухнем в океан - Двоих не съесть и голубой акуле! Все мы смертны - и люди смеются: Не дождутся и вас города! Я же знал: все кругом разобьются, Мы ж с тобой - ни за что никогда! Мне кажется такое по плечу - Что смертным не под силу столько прыти: Что на лету тебя я подхвачу - И вместе мы спланируем в Таити. И если заболеет кто из нас Какой-нибудь болезнею смертельной - Она уйдет,- хоть искрами из глаз, Хоть стонами и рвотою похмельной. Пусть в районе Мэзона-Лаффита Упадет злополучный "Скайлаб" И судьба всех обманет - финита,- Нас она обмануть не смогла б!
Я никогда не верил в миражи, В грядущий рай не ладил чемодана,- Учителей сожрало море лжи - И выплюнуло возле Магадана. И я не отличался от невежд, А если отличался - очень мало,- Занозы не оставил Будапешт, А Прага сердце мне не разорвала. А мы шумели в жизни и на сцене: Мы путаники, мальчики пока,- Но скоро нас заметят и оценят. Эй! Против кто? Намнем ему бока! Но мы умели чувствовать опасность Задолго до начала холодов, С бесстыдством шлюхи приходила ясность - И души запирала на засов. И нас хотя расстрелы не косили, Но жили мы, поднять не смея глаз,- Мы тоже дети страшных лет России, Безвременье вливало водку в нас.