Баобабов нет

Но, если туп, как дерево - родишься баобабом
И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.


В.Высоцкий.

Тексты песен Владимира Высоцкого: 1978 год.

1960 | 1961 | 1962 | 1963 | 1964 | 1965 | 1966 | 1967 | 1968 | 1969
1970 | 1971 | 1972 | 1973 | 1974 | 1975 | 1976 | 1977 | 1978 | 1979 | 1980

Белый вальс

	Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов!
	Сердца стучали на три счета вместо двух.
	К тому же дамы приглашали кавалеров
	На белый вальс, традиционный - и захватывало дух.

	Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,
	Давно решился пригласить ее одну,-
	Но вечно надо отлучаться по делам -
	Спешить на помощь, собираться на войну.

	И вот, все ближе, все реальней становясь,
	Она, к которой подойти намеревался,
	Идет сама, чтоб пригласить тебя на вальс,-
	И кровь в висках твоих стучится в ритме вальса.

		Ты внешне спокоен средь шумного бала,
		Но тень за тобою тебя выдавала -
		Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.
		И бережно держа, и бешено кружа,
		Ты мог бы провести ее по лезвию ножа,-
		Не стой же ты руки сложа, сам не свой и ничей!

	Был белый вальс - конец сомненьям маловеров
	И завершенье юных снов, забав, утех,-
	Сегодня дамы приглашали кавалеров -
	Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.

	Возведены на время бала в званье дам,
	И кружит головы нам вальс, как в старину.
	Но вечно надо отлучаться по делам -
	Спешить на помощь, собираться на войну.

	Белее снега белый вальс, кружись, кружись,
	Чтоб снегопад подольше не прервался!
	Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь,-
	И ты был бел - белее стен, белее вальса.

		Ты внешне спокоен средь шумного бала,
		Но тень за тобою тебя выдавала -
		Металась, дрожала, ломалась она в зыбком свете свечей.
		И бережно держа, и бешено кружа,
		Ты мог бы провести ее по лезвию ножа,-
		Не стой же ты руки сложа, сам не свой и ничей!

	Где б ни был бал - в лицее, в Доме офицеров,
	В дворцовой зале, в школе - как тебе везло,-
	В России дамы приглашали кавалеров
	Во все века на белый вальс, и было все белым-бело.

	Потупя взоры, не смотря по сторонам,
	Через отчаянье, молчанье, тишину
	Спешили женщины прийти на помощь нам,-
	Их бальный зал - величиной во всю страну.

	Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез,-
	Припомни вальс - как был ты бел!- и улыбнешься.
	Век будут ждать тебя - и с моря и с небес -
	И пригласят на белый вальс, когда вернешься.

		Ты внешне спокоен средь шумного бала,
		Но тень за тобою тебя выдавала -
		Металась, дрожала, ломалась она в зыбком свете свечей.
		И бережно держа, и бешено кружа,
		Ты мог бы провести ее по лезвию ножа,-
		Не стой же ты руки сложа, сам не свой и ничей!

В Азии, в Европе ли...

	   В Азии, в Европе ли
	   Родился озноб -
	   Только даже в опере
	   Кашляют взахлеб.

	Не поймешь, откуда дрожь - страх ли это, грипп ли:
	Духовые дуют врозь, струнные - урчат,
	Дирижера кашель бьет, тенора охрипли,
	Баритоны запили, <и> басы молчат.

	   Раньше было в опере
	   Складно, по уму,-
	   И хоть хору хлопали -
	   А теперь кому?!

	Не берет верхних нот и сопрано-меццо,
	У колоратурного не бельканто - бред,-
	Цены резко снизились - до рубля за место,-
	Словом, все понизилось и сошло на нет.

	   Сквозняками в опере
	   Дует, валит с ног,
	   Как во чистом во поле
	   Ветер-ветерок.

	Партии проиграны, песенки отпеты,
	Партитура съежилась, <и> софит погас.
	Развалились арии, разошлись дуэты,
	Баритон - без бархата, без металла - бас.

	   Что ни делай - все старо,-
	   Гулок зал и пуст.
	   Тенорово серебро
	   Вытекло из уст.

	Тенор в арьи Ленского заорал: "Полундра!" -
	Буйное похмелье ли, просто ли заскок?
	Дирижера Вилькина мрачный бас-профундо
	Чуть едва не до смерти струнами засек.

Вот она, вот она - наших душ глубина...

	   Вот она, вот она -
	   Наших душ глубина,
	   В ней два сердца плывут, как одно,-
	   Пора занавесить окно.

	Пусть в нашем прошлом будут рыться люди странные,
	И пусть сочтут они, что стоит все его приданное,-
	   Давно назначена цена
	   И за обоих внесена -
	   Одна любовь, любовь одна.

	   Холодна, холодна
	   Голых стен белизна,-
	   Но два сердца стучат, как одно,
	   И греют, и - настежь окно!

	Но перестал дарить цветы он просто так, не к случаю,
	Любую женщину в кафе теперь считает лучшею.
	   И улыбается она
	   Случайным людям у окна,
	   И привыкает засыпать одна.

Вот я вошел, и дверь прикрыл...

	Вот я вошел, и дверь прикрыл,
	И показал бумаги,
	И так толково объяснил
	Зачем приехал в лагерь.

		Начальник - как уключина,-
		Скрипит - и ни в какую!
		"В кино мне роль поручена,-
		Опять ему толкую,-

		И вот для изучения -
		Такое ремесло -
		Имею направление!
		Дошло теперь?" - "Дошло!

	Вот это мы приветствуем,-
	Чтоб было, как с копирки,
	Вам хорошо б - под следствием
	Полгодика в Бутырке!

		Чтоб ощутить затылочком,
		Что чуть не расстреляли,
		Потом - по пересылочкам,-
		Тогда бы вы сыграли!.."

		Внушаю бедолаге я
		Настойчиво, с трудом:
		"Мне нужно - прямо с лагеря -
		Не бывши под судом!"

	"Да вы ведь знать не знаете,
	За что вас осудили,-
	Права со мной качаете -
	А вас еще не брили!"

		"Побреют!- рожа сплющена!-
		Но все познать желаю,
		А что уже упущено -
		Талантом наверстаю!"

		"Да что за околесица,-
		Опять он возражать,-
		Пять лет в четыре месяца -
		Экстерном, так сказать!.."

	Он даже шаркнул мне ногой -
	Для секретарши Светы:
	"У нас, товарищ дорогой,
	Не университеты!

		У нас не выйдет с кондачка,
		Из ничего - конфетка:
		Здесь - от звонка и до звонка,-
		У нас не пятилетка!

		Так что, давай-ка ты, валяй -
		Какой с артиста толк!-
		У нас своих хоть отбавляй", -
		Сказал он и умолк.

	Я снова вынул пук бумаг,
	Ору до хрипа в глотке:
	Мол, не имеешь права, враг,-
	Мы здесь не в околотке!

		Мол, я начальству доложу,-
		Оно, мол, разберется!..
		Я стервенею, в роль вхожу,
		А он, гляжу,- сдается.

		Я в раже, удержа мне нет,
		Бумагами трясу:
		"Мне некогда сидеть пять лет -
		Премьера на носу!"

День без единой смерти

	I 

	Часов, минут, секунд - нули,-
	Сердца с часами сверьте:
	Объявлен праздник всей Земли -
	День без единой смерти!

		Вход в рай забили впопыхах,
		Ворота ада - на засове,-
		Без оговорок и условий
		Все согласовано в верхах.

			Ликуй и веселись, народ!
			Никто от родов не умрет,
			И от болезней в собственной постели.
			На целый день отступит мрак,
			На целый день задержат рак,
			На целый день придержат душу в теле.

	И если где резня теперь -
	Ножи держать тупыми!
	А если бой, то - без потерь,
	Расстрел - так холостыми.

		Нельзя и с именем Его
		Свинцу отвешивать поклонов.
		Во имя жизни миллионов
		Не будет смерти одного!
	
			И ни за черта самого,
			Ни за себя - ни за кого
			Никто нигде не обнажит кинжалов.
			Никто навечно не уснет,
			И не взойдет на эшафот
			За торжество добра и идеалов.

	И запылают сто костров -
	Не жечь, а греть нам спины.
	И будет много катастроф,
	А жертвы - ни единой.

		И, отвалившись от стола,
		Никто не лопнет от обжорства,
		И падать будут из притворства
		От выстрелов из-за угла.

			Ну а за кем недоглядят,
			Того нещадно оживят -
			Натрут его, взъерошат, взъерепенят:
			Есть спецотряд из тех ребят,
			Что мертвеця растеребят,-
			Они на день случайности отменят.

	Забудьте мстить и ревновать!
	Убийцы, пыл умерьте!
	Бить можно, но - не убивать,
	Душить, но только не до смерти.

		В проем оконный не стремись -
		Не засти, слазь и будь мужчиной!-
		Для всех устранены причины,
		От коих можно прыгать вниз.

			Слюнтяи, висельники, тли,-
			Мы всех вас вынем из петли,
			И напоказ валять в пыли,
			Еще дышащих, тепленьких, в исподнем.
			Под топорами палачей
			Не упадет главы ничьей -
			Приема нынче нет в раю господнем.

	II 

	...И пробил час, и день возник,-
	Как взрыв, как ослепленье!
	То тут, то там взвивался крик:
	"Остановись, мгновенье!"

		И лился с неба нежный свет,
		И хоры ангельские пели,-
		И люди быстро обнаглели:
		Твори, что хочешь,- смерти нет!

			Иной до смерти выпивал -
			Но жил, подлец, не умирал,
			Другой в пролеты прыгал всяко-разно,
			А третьего душил сосед,
			А тот - его,- ну, словом, все
			Добро и зло творили безнаказно.

	И тот, кто никогда не знал
	Ни драк, ни ссор, ни споров,-
	Тот поднимать свой голос стал,
	Как колья от заборов.

		Он торопливо вынимал
		Из мокрых мостовых булыжник,-
		А прежде он был тихий книжник
		И зло с насильем презирал.

			Кругом никто не умирал,-
			А тот, кто раньше понимал
			Смерть как награду или избавленье -
			Тот бить стремился наповал,-
			А сам при этом напевал,
			Что, дескать, помнит чудное мгновенье.

	Ученый мир - так весь воспрял,-
	И врач, науки ради,
	На людях яды проверял -
	И без противоядий!

		Вон там устроила погром -
		Должно быть, хунта или клика,-
		Но все от мала до велика,
		Живут,- все кончилось добром.

			Самоубийц, числом до ста -
			Сгоняли танками с моста,
			Повесившихся скопом оживляли.
			Фортуну - вон из колеса...
			Да, день без смерти удался!-
			Застрельщики, ликуя, пировали.

	...Но вдруг глашатай весть разнес
	Уже к концу банкета,
	Что торжество не удалось,
	Что кто-то умер где-то -

		В тишайшем уголке Земли,
		Где спят и страсти, и стихии,-
		Реаниматоры лихие
		Туда добраться не смогли.

			Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?!
			И как уговорил он Смерть?
			Ей дали взятку - Смерть не на работе.
			Недоглядели, хоть реви,-
			Он взял да умер от любви -
			На взлете умер он, на верхней ноте!

Зарыты в нашу память на века...

	Зарыты в нашу память на века
	И даты, и события, и лица,
	А память - как колодец глубока.
	Попробуй заглянуть - наверняка
	Лицо - и то - неясно отразится.

		Разглядеть, что истинно, что ложно
		Может только беспристрастный суд:
		Осторожно с прошлым, осторожно -
		Не разбейте глиняный сосуд!

	Иногда как-то вдруг вспоминается
		Из войны пара фраз -
	Например, что сапер ошибается
		Только раз.

	Одни его лениво ворошат,
	Другие неохотно вспоминают,
	А третьи - даже помнить не хотят,-
	И прошлое лежит, как старый клад,
	Который никогда не раскопают.

		И поток годов унес с границы
		Стрелки - указатели пути,-
		Очень просто в прошлом заблудиться -
		И назад дороги не найти.

	Иногда как-то вдруг вспоминается
		Из войны пара фраз -
	Например, что сапер ошибается
		Только раз.

	С налета не вини - повремени:
	Есть у людей на все свои причины -
	Не скрыть, а позабыть хотят они,-
	Ведь в толще лет еще лежат в тени
	Забытые заржавленные мины.

		В минном поле прошлого копаться -
		Лучше без ошибок,- потому
		Что на минном поле ошибаться
		Просто абсолютно ни к чему.

	Иногда как-то вдруг вспоминается
		Из войны пара фраз -
	Например, что сапер ошибается
		Только раз.

	Один толчок - и стрелки побегут,-
	А нервы у людей не из каната,-
	И будет взрыв, и перетрется жгут...
	Но, может, мину вовремя найдут
	И извлекут до взрыва детонатор!

		Спит земля спокойно под цветами,
		Но когда находят мины в ней -
		Их берут умелыми руками
		И взрывают дальше от людей.

	Иногда как-то вдруг вспоминается
		Из войны пара фраз -
	Например, что сапер ошибается
		Только раз.

Мажорный светофор, трехцветье, трио...

	Мажорный светофор, трехцветье, трио,
	Палитро-палитура цвето-нот.
	Но где же он, мой "голубой период"?
	Мой "голубой период" не придет!

	Представьте, черный цвет невидим глазу,
	Все то, что мы считаем черным,- серо.
	Мы черноты не видели ни разу -
	Лишь серость пробивает атмосферу.

	И ультрафиолет, и инфракрасный -
	Ну, словом, все, что чересчур - не видно,-
	Они, как правосудье, беспристрастны,
	В них все равны, прозрачны, стекловидны.

	И только красный, желтый цвет - бесспорны,
	Зеленый - тоже: зелень в хлорофилле,-
	Поэтому трехцветны светофоры
	Для всех - кто пеш и кто в автомобиле.

	Три этих цвета - в каждом организме,
	В любом мозгу, как яркий отпечаток,-
	Есть, правда, отклоненье в дальтонизме,
	Но дальтонизм - порок и недостаток.

	Трехцветны музы - но как будто серы,
	А "инфра-ультра" - как всегда, в загоне,-
	Гуляют на свободе полумеры,
	И "псевдо" ходят как воры в законе.

	Все в трех цветах нашло отображенье -
	Лишь изредка меняется порядок.
	Три цвета избавляют от броженья -
	Незыблемы, как три ряда трехрядок.

Много во мне маминого...

	Много во мне маминого,
		Папино - сокрыто,-
	Я из века каменного,
		Из палеолита!

		Но, по многим отзывам -
			Я умный и не злой,-
		То есть, в веке бронзовом
			Стою одной ногой.

	Наше племя ропщет, смея
		Вслух ругать порядки:
	В первобытном обществе я
		Вижу недостатки,-

		Просто вопиющие -
			Довлеют и грозят,-
		Далеко идущие -
			На тыщу лет назад!

	Собралась, умывшись чисто,
		Во поле элита:
	Думали, как выйти из то-
		Го палеолита.

		Под кустами ириса
			Все попередрались -
		Не договорилися,
			А так и разбрелись...

	Завели старейшины, а
		Нам они примеры -
	По две, по три женщины, по
		Две, по три пещеры.

		Жены крепко заперты
			На цепи да замки -
		А на крайнем Западе
			Открыты бардаки!

	Перед соплеменниками,
		Вовсе не стесняясь,
	Бродят люди с вениками,
		Матерно ругаясь.

		Дрянь в огонь из бака льют -
			Надыбали уют,-
		Ухают и крякают,
			Хихикают и пьют!

	Между поколениями
		Ссоры возникают,
	Жертвоприношениями
		Злоупотребляют:

		Ходишь - озираешься,
			И ловишь каждый взгляд,-
		Малость зазеваешься -
			Уже тебя едят!

	Люди понимающие -
		Ездят на горбатых,
	На горбу катающие
		Грезят о зарплатах.

		Счастливы горбатые,
			По тропочкам несясь:
		Бедные, богатые -
			У них, а не у нас!

	Продали подряд все сразу
		Племенам соседним,
	Воинов гноят образо-
		Ваньем этим средним.

		От повальной грамоты -
			Сплошная благодать!
		Поглядели мамонты -
			И стали вымирать...

	Дети - все с царапинами
		И одеты куцо,-
	Топорами папиными
		День и ночь секутся.

		Скоро эра кончится -
			Набалуетесь всласть!
		В будущее хочется?
			Да как туда попасть!..

	Колдуны пророчили: де,
		Будет все попозже,-
	За камнями - очереди,
		За костями - тоже.

		От былой от вольности
			Давно простыл и след:
		Хвать тебя за волосы,-
			И глядь - тебя и нет!

	Притворились добренькими,-
		Многих прочь услали,
	И пещеры ковриками
		Пышными устлали.

		Мы стоим, нас трое, нам -
			Бутылку коньяку...
		Тишь в благоустроенном
			Каменном веку.

	...Встреться мне, молю я исто,
		Во поле, Айлита -
	Забери ты меня из то-
		Го палеолита!

		Ведь по многим отзывам,
			Я - умный и не злой,-
		То есть, в веке бронзовом
			Стою одной ногой.

Муру на блюде доедаю подчистую...

	Муру на блюде доедаю подчистую.
	Глядите, люди, как я смело протестую!
	Хоть я икаю, но твердею, как Спаситель,
	И попадаю за идею в вытрезвитель.

	Вот заиграла музыка для всех -
	И стар и млад, приученный к порядку,
	Всеобщую танцуют физзарядку,-
	Но я - рублю сплеча, как дровосек:
	Играют танго - я иду вприсядку.

	Объявлен рыбный день - о чем грустим!
	Хек с маслом в глотку - и молчим, как рыбы.
	Не унывай: хек семге - побратим...
	Наступит птичий день - мы полетим,
	А упадем - так спирту на ушибы!
			1975-1978 гг

Мы бдительны - мы тайн не разболтаем...

	Мы бдительны - мы тайн не разболтаем,-
	Они в надежных жилистых руках.
	К тому же, этих тайн мы знать не знаем -
	Мы умникам секреты доверяем,-
	А мы, даст бог, походим в дураках.

	Успехи взвесить - нету разновесов,-
	Успехи есть, а разновесов нет,-
	Они весомы - и крутых замесов.
	А мы стоим на страже интересов,
	Границ, успехов, мира и планет.

	Вчера отметив запуск агрегата,
	Сегодня мы героев похмелим,
	Еще возьмем по полкило на брата...
	Свой интерес мы - побоку, ребята,-
	На кой нам свой, и что нам делать с ним?

	Мы телевизоров понакупали,-
	В шесть - по второй глядели про хоккей,
	А в семь - по всем Нью-Йорк передавали,-
	Я не видал - мы Якова купали,-
	Но там у них, наверное - о'кей!

	Хотя волнуюсь, в голове вопросы:
	Как негры там? - А тут детей купай,-
	Как там с Ливаном? Что там у Сомосы?
	Ясир здоров ли? Каковы прогнозы?
	Как с Картером? На месте ли Китай?

	"Какие ордена еще бывают?"-
	Послал письмо в программу "Время" я.
	Еще полно - так что ж их не вручают?
	Мои детишки просто обожают,-
	Когда вручают - плачет вся семья.

Мы воспитаны в презреньи к воровству...

	Мы воспитаны в презреньи к воровству
	И еще - к употребленью алкоголя,
	В безразличьи к иностранному родству,
	В поклоненьи ко всесилию контроля.

		Вот - география,
		А вот - органика,
		У них там - мафия...
		У нас - пока никак.

	У нас - балет, у нас - заводы и икра,
	У нас - прелестные курорты и надои,
	Аэрофлот, Толстой, арбузы, танкера
	И в бронзе отлитые разные герои.

		Потом, позвольте-ка,
		Ведь там - побоище,
		У них - эротика,
		У нас - не то еще.

	На миллионы, миллиарды киловатт
	В душе людей поднялись наши настроенья,-
	И каждый, скажем, китобой или домкрат
	Дает нам прибыль всесоюзного значенья.

		Вот цифры выпивших,
		Больная психика...
		У них там - хиппи же,
		У нас - мерси пока.

	Да что, товарищи, молчать про капитал,
	Который Маркс еще клеймил в известной книге!
	У них - напалм, а тут - банкет, а тут - накал
	И незначительные личные интриги.

		Там - Джонни с Джимами
		Всенаплевающе
		Дымят машинами,
		Тут - нет пока еще.

	Куда идем, чему завидуем подчас!
	Свобода слова вся пропахла нафталином!
	Я кончил, все. Когда я говорил "у нас" -
	Имел себя в виду, а я - завмагазином.

		Не надо нам уже
		Всех тех, кто хаяли,-
		Я еду к бабушке -
		Она в Израиле.

"Не бросать", "Не топтать"...

	"Не бросать", "Не топтать" -
	Это можно понять!
	Или, там, "Не сорить",-
	Это что говорить!

	"Без звонка не входить" -
	Хорошо, так и быть,-
	Я нормальные не
	Уважаю вполне.

	Но когда это не -
	Приносить-распивать,-
	Это не - не по мне,
	Не могу принимать!

	Вот мы делаем вид
	За проклятым "козлом":
	Друг костяшкой стучит -
	Мол, играем - не пьем.

	А красиво ль - втроем
	Разливать под столом?
	А что - лучше втроем
	Лезть с бутылкою в дом?

	Ну а дома жена -
	Не стоит на ногах,-
	И не знает она
	О подкожных деньгах.

	Если с ночи - молчи,
	Не шуми, не греми,
	Не кричи, не стучи,
	Пригляди за детьми!..

	Где же тут пировать:
	По стакану - и в путь,-
	А начнешь шуровать -
	Разобьешь что-нибудь.

	И соседка опять -
	"Алкоголик!" - орет,-
	А начнешь возражать -
	Участковый придет.

	Он, пострел, все успел -
	Вон составится акт:
	нецензурно, мол, пел,
	Так и так, так и так;	

	Съел кастрюлю с гусем,
	У соседки лег спать,-
	И еще - то да се,-
	Набежит суток пять.

	Так и может все быть -
	Если расшифровать
	Это "Не приносить",
	Это "Не распивать".

	Я встаю ровно в шесть -
	Это надо учесть,-
	До без четверти пять
	У станка мне стоять.

	Засосу я кваску
	Иногда в перерыв -
	И обратно к станку,
	Даже не покурив.

	И точу я в тоске
	Шпинделя да фрезы,-
	Ну а на языке -
	Вкус соленой слезы.	

	Покурить, например...
	Но нельзя прерывать,-
	И мелькает в уме
	Моя бедная "мать".

	Дома я свежий лук
	На закуску крошу,
	Забываюсь - и вслух
	Это произношу.

	И глядит мне сосед -
	И его ребятня -
	Укоризненно вслед,
	Осуждая меня.

Новые левые

Новые левые - мальчики бравые
С красными флагами буйной оравою,
Чем вас так манят серпы да молоты?
Может, подкурены вы и подколоты?!

Слушаю полубезумных ораторов:
"Экспроприация экспроприаторов..."
Вижу портреты над клубами пара -
Мао, Дзержинский и Че Гевара.

Не разобраться, где левые, правые...
Знаю, что власть - это дело кровавое.
Что же, валяйте, затычками в дырках,
Вам бы полгодика, - только в Бутырках!

Не суетитесь, мадам переводчица,
Я не спою, мне сегодня не хочется!
И не надеюсь, что я переспорю их,
Могу подарить лишь учебник истории.

Осторожно! Гризли!

	Однажды я, накушавшись от пуза,
	Дурной и красный, словно из парилки,
	По кабакам в беспамятстве кружа,
	Очнулся на коленях у француза -
	Я из его тарелки ел без вилки
	И тем француза резал без ножа.

		Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он
		Не разделял со мной моих сомнений.
		Он был напуган, смят и потрясен,
		И пробовал прогнать меня с коленей.

	Не тут-то было! Я сидел надежно,
	Обняв его за тоненькую шею,
	Смяв оба его лацкана в руке,
	Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!
	Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,
	А ты рискуешь в русском кабаке!"

		Он тушевался, а его жена
		Прошла легко сквозь все перипетии,-
		Еще бы - с ними пил сам Сатана,
		Но добрый, ибо родом из России.

	Француз страдал от недопониманья,
	Взывал ко всем: к жене, к официантам,-
	Жизнь для него пошла наоборот.
	Цыгане висли, скрипками шаманя,
	И вымогали мзду не по талантам,
	А я совал рагу французу в рот.

		И я вопил: "Отец мой имярек -
		Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"
		И восемьдесят девять человек
		Кивали в такт, со мною соглашаясь.

	Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
	Пикассо ли?! - кого еще, не знаю,-
	Европа предлагает невпопад.
	Меня куда бы пьянка ни метнула -
	Я свой Санкт-Петербург не променяю
	На вкупе все, хоть он и - Ленинград.

		В мне одному немую тишину
		Я убежал до ужаса тверезый.
		Навеки потеряв свою жену,
		В углу сидел француз, роняя слезы.

	Я ощутил намеренье благое -
	Сварганить крылья из цыганской шали,
	Крылатым стать и недоступным стать,-
	Мои друзья - пьянющие изгои -
	Меня хватали за руки, мешали,-
	Никто не знал, что я умел летать.

		Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg
		И приобрел повторное звучанье,-
		На ноте до завыл Санкт-Петербург,
		А это означало: до свиданья!

	Мне б - по моим мечтам - в каменоломню:
	Так много сил, что все перетаскаю,-
	Таскал в России - грыжа подтвердит.
	Да знали б вы, что я совсем не помню,
	Кого я бью по пьянке и ласкаю,
	И что плевать хотел на interdite.

		Да, я рисую, трачу и кучу,
		Я даже чуть избыл привычку к лени.
		...Я потому французский не учу,
		Чтоб мне не сели на колени.

Открытые двери больниц, жандармерий...

	Открытые двери
	Больниц, жандармерий -
	Предельно натянута нить,-
	Французские бесы -
	Большие балбесы,
	Но тоже умеют кружить.

	Я где-то точно - наследил,-
	Последствия предвижу:
	Меня сегодня бес водил
	По городу Парижу,
	Канючил: "Выпей-ка бокал!
	Послушай-ка гитары!"-
	Таскал по русским кабакам,
	Где - венгры да болгары.

	Я рвался на природу, в лес,
	Хотел в траву и в воду, -
	Но это был - французский бес:
	Он не любил природу.
	Мы - как сбежали из тюрьмы,-
	Веди куда угодно,-
	Пьянели и трезвели мы
	Всегда поочередно.

	А друг мой - гений всех времен,
	Безумец и повеса,-
	Когда бывал в сознанье он -
	Седлал хромого беса.
	Трезвея, он вставал под душ,
	Изничтожая вялость,-
	И бесу наших русских душ
	Сгубить не удавалось.

	А то, что друг мой сотворил,-
	От бога, не от беса,-
	Он крупного помола был,
	Крутого был замеса.
	Его снутри не провернешь
	Ни острым, ни тяжелым,
	Хотя он огорожен сплошь
	Враждебным частоколом.

	Пить - наши пьяные умы
	Считали делом кровным,-
	Чего наговорили мы
	И правым и виновным!
	Нить порвалась - и понеслась,-
	Спасайте наши шкуры!
	Больницы плакали по нас,
	А также префектуры.

	Мы лезли к бесу в кабалу,
	С гранатами - под танки,-
	Блестели слезы на полу,
	А в них тускнели франки.
	Цыгане пели нам про шаль
	И скрипками качали -
	Вливали в нас тоску-печаль,-
	По горло в нас печали.

	Уж влага из ушей лилась -
	Все чушь, глупее чуши,-
	Но скрипки снова эту мразь
	Заталкивали в души.
	Армян в браслетах и серьгах
	Икрой кормили где-то,
	А друг мой в черных сапогах -
	Стрелял из пистолета.

	Набрякли жилы, и в крови
	Образовались сгустки,-
	И бес, сидевший визави,
	Хихикал по-французски.
	Все в этой жизни - суета,-
	Плевать на префектуры!
	Мой друг подписывал счета
	И раздавал купюры.

	Распахнуты двери
	Больниц, жандармерий -
	Предельно натянута нить,-
	Французские бесы -
	Такие балбесы! -
	Но тоже умеют кружить.

Охота с вертолетов

	Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
	Отворились курки, как волшебный сезам,
	Появились стрелки, на помине легки,-
	И взлетели стрекозы с протухшей реки,
	И потеха пошла - в две руки, в две руки!

	Вы легли на живот и убрали клыки.
	Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
	Чуял волчие ямы подушками лап;
	Тот, кого даже пуля догнать не могла б,-
	Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб.

	Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал,-
	Зря мы любим ее, однолюбы.
	Вот у смерти - красивый широкий оскал
	И здоровые, крепкие зубы.

		Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу -
		Псам еще не намылены холки!
		Но - на татуированном кровью снегу
		Наша роспись: мы больше не волки!

	Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
	К небесам удивленные морды задрав:
	Либо с неба возмездье на нас пролилось,
	Либо света конец - и в мозгах перекос,-
	Только били нас в рост из железных стрекоз.

	Кровью вымокли мы под свинцовым дождем -
	И смирились, решив: все равно не уйдем!
	Животами горячими плавили снег.
	Эту бойню затеял не Бог - человек:
	Улетающим - влет, убегающим - в бег...

	Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
	В равной сваре - за нами удача.
	Волки мы - хороша наша волчая жизнь,
	Вы собаки - и смерть вам собачья!

		Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу,
		Чтобы в корне пресечь кривотолки.
		Но - на татуированном кровью снегу
		Наша роспись: мы больше не волки!

	К лесу - там хоть немногих из вас сберегу!
	К лесу, волки,- труднее убить на бегу!
	Уносите же ноги, спасайте щенков!
	Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
	И скликаю заблудшие души волков.

	Те, кто жив, затаились на том берегу.
	Что могу я один? Ничего не могу!
	Отказали глаза, притупилось чутье...
	Где вы, волки, былое лесное зверье,
	Где же ты, желтоглазое племя мое?!

	...Я живу, но теперь окружают меня
	Звери, волчих не знавшие кличей,-
	Это псы, отдаленная наша родня,
	Мы их раньше считали добычей.

		Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,
		Обнажаю гнилые осколки.
		Но - на татуированном кровью снегу
		Наша роспись: мы больше не волки!

Палач

	Когда я об стену разбил лицо и члены
	И все, что только было можно, произнес,
	Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
	- Я умоляю вас, пока не трожьте вены.

	При ваших нервах и при вашей худобе
	Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
	Чем учинять членовредительство себе,
	Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток. -

	   Он сказал мне, - приляг,
	   Успокойся, не плачь. -
	   Он сказал: - Я не враг,
	   Я - твой верный палач.

		Уж не за полночь - за три,
		Давай отдохнем.
		Нам ведь все-таки завтра
		Работать вдвоем.

	Раз дело приняло приятный оборот -
	 Чем черт не шутит - может, правда, выпить чаю?
	- Но только, знаете, весь ваш палачий род
	Я, как вы можете представить, презираю.

	Он попросил: - Не трожьте грязное белье.
	Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
	Но вы войдите в положение мое -
	Я здесь на службе состою, я здесь пытаю.

	   И не людям, прости, -
	   Счет веду головам.
	   Ваш удел - не ахти,
	   Но завидую вам.

		Право, я не шучу,
		Я смотрю делово -
		Говори что хочу,
		Обзывай хоть кого.

	Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
	Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
	- Приговоренный обладает, как никто,
	Свободой слова, то есть подлинной свободой.

	И я избавился от острой неприязни
	И посочувствовал дурной его судьбе.
	- Как жизнь? -спросил меня палач. - Да так себе... -
	Спросил бы лучше он: как смерть - за час до казни?..

	   - Ах, прощенья прошу, -
	   Важно знать палачу,
	   Что, когда я вишу,
	   Я ногами сучу.

		Да у плахи сперва
		Хорошо б подмели,
		Чтоб моя голова
		Не валялась в пыли.

	Чай закипел, положен сахар по две ложки.
	- Спасибо! - Что вы! Не извольте возражать!
	Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
	А грязи нет, - у нас ковровые дорожки.

	- Ах, да неужто ли подобное возможно!-
	От умиленья я всплакнул и лег ничком.
	Он быстро шею мне потрогал осторожно
	И одобрительно почмокал языком.

	   Он шепнул: Ни гугу!
	   Здесь кругом стукачи.
	   Чем смогу - помогу,
	   Только ты не молчи.

		Стану ноги пилить -
		Можешь ересь болтать,
		Чтобы казнь отдалить,
		Буду дольше пытать.

	Не ночь пред казнью, а души отдохновенье!
	А я уже дождаться утра не могу.
	Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
	Я крикну весело: - Остановись, мгновенье, -

	Чтоб стоны с воплями остались на губах!
	- Какую музыку, - спросил он, - дать при этом?
	Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
	Но есть в коллекции у них и Оффенбах.

	   Будет больно - поплачь,
	   Если невмоготу, -
	   Намекнул мне палач.
	   - Хорошо, я учту.

		Подбодрил меня он,
		Правда, сам загрустил -
		Помнят тех, кто казнен,
		А не тех, кто казнил.

	Развлек меня про гильотину анекдотом,
	Назвав ее лишь подражаньем топору
	Он посочувствовал французкому двору
	И не казненным, а убитым гугенотам.

	Жалел о том, что кол в России упразднен,
	Был оживлен и сыпал датами привычно.
	Он знал доподлинно - кто, где и как казнен,
	И горевал о тех, над кем работал лично.

	   - Раньше, - он говорил, -
	   Я дровишки рубил,
	   Я и стриг, я и брил,
	   И с ружьишком ходил.

		Тратил пыл в пустоту
		И губил свой талант,
		А на этом посту
		Повернулось на лад.

	Некстати вспомнил дату смерти Пугачева,
	Рубил, должно быть, для наглядности, рукой.
	А в то же время знать не знал, кто он такой, -
	Невелико образованье палачево.

	Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
	Он дул на воду, грея руки о стекло.
	Об инквизиции с почтеньем отзывался
	И об опричниках - особенно тепло.

	   Мы гоняли чаи,
	   Вдруг палач зарыдал -
	   Дескать, жертвы мои
	   Все идут на скандал.

		- Ах, вы тяжкие дни,
		Палачева стерня.
		Ну за что же они
		Ненавидят меня?

	Он мне поведал назначенье инструментов.
	Все так не страшно - и палач как добрый врач.
	- Но на работе до поры все это прячь,
	Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.

	Бывает, только его в чувство приведешь,
	Водой окатишь и поставишь Оффенбаха,
	А он примерится, когда ты подойдешь,
	Возьмет и плюнет. И испорчена рубаха.

	   Накричали речей
	   Мы за клан палачей.
	   Мы за всех палачей
	   Пили чай, чай ничей.

		Я совсем обалдел,
		Чуть не лопнул, крича.
		Я орал: - Кто посмел
		Обижать палача?!

	Смежила веки мне предсмертная усталость.
	Уже светало, наше время истекло.
	Но мне хотя бы перед смертью повезло -
	Такую ночь провел, не каждому досталось!

	Он пожелал мне доброй ночи на прощанье,
	Согнал назойливую муху мне с плеча.
	Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье
	И образ доброго чудного палача.
			1977-1978 гг

Пародии делает он под тебя...

	Пародии делает он под тебя,
	О будущем бредя, о прошлом скорбя,
	Журит по-хорошему, вроде, любя,
	С улыбкой поет непременно,
	А кажется, будто поет под себя
	И делает - одновременно.

	Про росы, про плесы,
	про медкупоросы,
	Там - осыпи, осы,
	мороз и торосы,
	И сосны, и SOSы,
	и соски, и косы,
	Усы, эскимосы
	и злостные боссы.

	А в Подольске - раздолье:
	Ив Монтан он - и только!
	Есть ведь и горькая доля,
	А есть горькая долька.

	Тогда его зритель подольский
	Возлюбит зимою и летом,
	А вот полуостров наш Кольский
	Весьма потеряет на этом.

	Настолько он весь романтичный,
	Что нечего и пародировать,
	Но он мне в душе симпатичен,
	Я б смог его перефразировать.

	Нет свободной минуты и, кстати,
	Спать не может он не от кошмаров, -
	Потому что он время всё тратит
	На подсчеты моих гонораров.

Песня Гогера-Могера

	Прохода нет от этих начитанных болванов:
	Куда ни плюнь - доценту на шляпу попадешь,-
	Позвать бы пару опытных шаманов-
			ветеранов
	И напустить на умников падеж!

		Что за дела - не в моде благородство?
		И вместо нас - нормальных, от сохи -
		Теперь нахально рвутся в руководство
		Те, кто умеют сочинять стихи.

		На нашу власть - то плачу я, то ржу:
		Что может дать она? - По носу даст вам!
		Доверьте мне - я поруковожу
		Запутавшимся нашим государством!

	Кошмарный сон я видел: что без научных знаний
	Не соблазнишь красоток - ни девочек, ни дам!
	Но я и пары ломаных юаней -
			будь я проклят,
	За эти иксы, игреки не дам!

		Недавно мы с одним до ветра вышли
		И чуть потолковали у стены -
		Так у него был полон рот кровищи
		И интегралов - полные штаны.

		С такими - далеко ли до беды -
		Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге!
		Отдайте мне ослабшие бразды -
		Я натяну, не будь я Гогер-Могер!

	И он нам будет нужен - придушенный очкарик:
	Такое нам сварганит!- врагам наступит крах.
	Пинг-понг один придумал - хрупкий шарик,-
	Орешек крепкий в опытных руках!

		Искореним любые искривленья
		Путем повальной чистки и мытья,-
		А перевоспитанье-исправленья -
		Без наших крепких рук - галиматья!

		Я так решил - он мой, текущий век,
		Хоть режьте меня, ешьте и вяжите,-
		Я - Гогер-Могер, вольный человек,-
		И вы меня, ребята, поддержите!

	Не надо нам прироста - нам нужно уменьшенье:
	Нам перенаселенье - как гиря на горбе,-
	Все это зло идет от женя-шеня -
	Ядреный корень, знаю по себе.

		Свезем на свалки груды лишних знаний,
		Метлой - по деревням и городам!
		За тридцать штук серебряных юаней,
			будь я проклят,
		Я Ньютона с Конфуцием продам!

		Я тоже не вахлак, не дурачок -
		Цитаты знаю я от всех напастей,-
		Могу устроить вам такой "скачок"!-
		Как только доберусь до высшей власти.

		И я устрою вам такой скачок!-
		Когда я доберусь до высшей власти.

Попытка самоубийства

	Подшит крахмальный подворотничок
	И наглухо застегнут китель серый -
	И вот легли на спусковой крючок
	Бескровные фаланги офицера.

	Пора! Кто знает время сей поры?
	Но вот она воистину близка:
	О, как недолог жест от кобуры
	До выбритого начисто виска!

		Движение закончилось, и сдуло
		С назначенной мишени волосок -
		С улыбкой Смерть уставилась из дула
		На аккуратно выбритый висок.

	Виднелась сбоку поднятая бровь,
	А рядом что-то билось и дрожало -
	В виске еще не пущенная кровь
	Пульсировала, то есть возражала.

	И перед тем как ринуться посметь
	От уха в мозг, наискосок к затылку,-
	Вдруг загляделась пристальная Смерть
	На жалкую взбесившуюся жилку...

		Промедлила она - и прогадала:
		Теперь обратно в кобуру ложись!
		Так Смерть впервые близко увидала
		С рожденья ненавидимую Жизнь.

Стареем, брат, ты говоришь...

	Стареем, брат, ты говоришь?
	Вон кончен он, недлинный
	Старинный рейс Москва-Париж,-
	Теперь уже - старинный.

		И наменяли стюардесс 
		И там и здесь, и там и здесь -
		И у французов, и у нас,-
		Но козырь - черва и сейчас!

	Стареют все - и ловелас,
	И Дон Жуан, и Греи.
	И не садятся в первый класс
	Сбежавшие евреи.

		Стюардов больше не берут,
		А отбирают - и в Бейрут.
		Никто теперь не полетит:
		Что там - Бог знает и простит...

	Стареем, брат, седеем, брат,-
	Дела идут, как в Польше.
	Уже из Токио летят
	Одиннадцать, не больше.

		Уже в Париже неуют:
		Уже и там витрины бьют,
		Уже и там давно не рай,
		А как везде - передний край.

	Стареем, брат,- а старикам
	Здоровье кто утроит?
	А с элеронами рукам
	Работать и не стоит.

		И отправляют нас, седых,
		На отдых - то есть, бьют под дых!
		И все же этот фюзеляж -
		Пока что наш, пока что наш...

У профессиональных игроков...

	У профессиональных игроков
	Любая масть ложится перед червой,-
	Так век двадцатый - лучший из веков -
	Как шлюха упадет под двадцать первый.

	Я думаю, ученые наврали,
	Прокол у них в теории, порез:
	Развитие идет не по спирали,
	А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.

Шабашники

	Давно, в эпоху мрачного язычества,
	Огонь горел исправно, без помех,-
	А ныне, в век сплошного электричества,
	Шабашник - самый главный человек.

		Нам внушают про проводку,
		А нам слышится - про водку;
		Нам толкуют про тройник,
		А мы слышим: "на троих".

			Клиент, тряхни своим загашником
			И что нас трое - не забудь,-
			Даешь отъявленным шабашникам
			Чинить электро-что-нибудь!

	У нас теперь и опыт есть, и знание,
	За нами невозможно усмотреть,-
	Нарочно можем сделать замыкание,
	Чтоб без работы долго не сидеть.

	И мы - необходимая инстанция,
	Нужны, как выключателя щелчок,-
	Вам кажется: шалит электростанция -
	А это мы поставили "жучок"!

	"Шабашэлектро" наш нарубит дров еще,
	С ним вместе - дружный смежный "Шабашгаз".
	Шабашник - унизительное прозвище,
	Но что-то не обходятся без нас!

Я спокоен - Он мне все поведал...

	Я спокоен - Он мне все поведал.
	"Не таись",- велел. И я скажу:
	Кто меня обидел или предал -
	Покарает Тот, кому служу.
	
	Не знаю, как - ножом ли под ребро,
	Или сгорит их дом и все добро,
	Или сместят, сомнут, лишат свободы...
	Когда - опять не знаю,- через годы
	Или теперь, а может быть - уже...
	Судьбу не обойти на вираже
	
	И на кривой на вашей не объехать,
	Напропалую тоже не протечь.
	А я? Я - что! Спокоен я, по мне - хоть
	Побей вас камни, град или картечь.

Новости сайта
и другая
полезная информация:


© 2011-2013
Рейтинг@Mail.ru
Hosted by uCoz