В.Высоцкий.
Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв, Сpедь военных тpофеев и миpных костpов Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастpоф. Детям вечно досаден Их возpаст и быт,- И дpались мы до ссадин, До смеpтных обид. Hо одежды латали Hам матеpи в сpок, Мы же книги глотали, Пьянея от стpок. Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фpаз, И кpужил наши головы запах боpьбы, Со стpаниц пожелтевших слетая на нас. И пытались постичь Мы, не знавшие войн, За воинственный клич Пpинимавшие вой, Тайну слова "пpиказ", Hазначенье гpаниц, Смысл атаки и лязг Боевых колесниц. А в кипящих котлах пpежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов! Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд В детских игpах своих назначали вpагов. И злодея следам Hе давали остыть, И пpекpаснейших дам Обещали любить, И, дpузей успокоив И ближних любя, Мы на pоли геpоев Вводили себя. Только в гpезы нельзя насовсем убежать: Кpаткий век у забав - столько боли вокpуг! Постаpайся ладони у меpтвых pазжать И оpужье пpинять из натpуженных pук. Испытай, завладев Еще теплым мечом И доспехи надев, Что почем, что почем! Разбеpись, кто ты - тpус Иль избpанник судьбы, И попpобуй на вкус Hастоящей боpьбы. И когда pядом pухнет изpаненный дpуг, И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя, И когда ты без кожи останешься вдpуг Оттого, что убили его - не тебя,- Ты поймешь, что узнал, Отличил, отыскал По оскалу забpал: Это - смеpти оскал! Ложь и зло - погляди, Как их лица гpубы! И всегда позади - Воpонье и гpобы. Если, путь пpоpубая отцовским мечом, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жаpком бою испытал, что почем,- Значит, нужные книги ты в детстве читал! Если мяса с ножа Ты не ел ни куска, Если pуки сложа Наблюдал свысока, И в боpьбу не вступил С подлецом, с палачом,- Значит, в жизни ты был Ни пpи чем, ни пpи чем!
Если рыщут за твоею Непокорной головой, Чтоб петлей худую шею Сделать более худой, Нет надежнее приюта - Скройся в лес, не пропадешь, Если продан ты кому-то С потрохами ни за грош. Бедняки и бедолаги, Презирая жизнь слуги, И бездомные бродяги, У кого одни долги, - Все, кто загнан, неприкаян, В этот вольный лес бегут, Потому что здесь хозяин - Славный парень Робин Гуд! Здесь с полслова понимают, Не боятся острых слов, Здесь с почетом принимают Оторви-сорви-голов. И скрываются до срока Даже рыцари в лесах: Кто без страха и упрека - Тот всегда не при деньгах. Знают все оленьи тропы, Словно линии руки, В прошлом слуги и холопы, Ныне - вольные стрелки. Здесь того, кто все теряет, Защитят и сберегут. По лесной стране гуляет Славный парень Робин Гуд! И живут да поживают, Всем запретам вопреки, И ничуть не унывают Эти вольные стрелки. Спят, укрывшись звездным небом, Мох под ребра подложив. Им, какой бы холод ни был, Жив - и славно, если жив. Но вздыхают от разлуки,- Где-то дом и клок земли,- Да поглаживают луки, Чтоб в бою не подвели. И стрелков не сыщешь лучших. Что же завтра, где их ждут? - Скажет лучший в мире лучник, Славный парень Робин Гуд!
Замок временем срыт и укутан, укрыт В нежный плед из зеленых побегов, Но развяжет язык молчаливый гранит - И холодное прошлое заговорит О походах, боях и победах. Время подвиги эти не стерло: Оторвать от него верхний пласт Или взять его крепче за горло - И оно свои тайны отдаст. Упадут сто замков и спадут сто оков, И сойдут сто потов целой груды веков,- И польются легенды из сотен стихов Про турниры, осады, про вольных стрелков. Ты к знакомым мелодиям ухо готовь И гляди понимающим оком,- Потому что любовь - это вечно любовь, Даже в будущем вашем далеком. Звонко лопалась сталь под напором меча, Тетива от натуги дымилась, Смерть на копьях сидела, утробно урча, В грязь валились враги, о пощаде крича, Победившим сдаваясь на милость. Но не все, оставаясь живыми, В доброте сохраняли сердца, Защитив свое доброе имя От заведомой лжи подлеца. Хорошо, если конь закусил удила И рука на копье поудобней легла, Хорошо, если знаешь - откуда стрела, Хуже - если по-подлому, из-за угла. Как у вас там с мерзавцеми? Бьют? Поделом! Ведьмы вас не пугают шабашем? Но не правда ли, зло называется злом Даже там - в добром будущем вашем? И вовеки веков, и во все времена Трус, предатель - всегда презираем, Враг есть враг, и война все равно есть война, И темница тесна, и свобода одна - И всегда на нее уповаем. Время эти понятья не стерло, Нужно только поднять верхний пласт - И дымящейся кровью из горла Чувства вечные хлынут на нас. Ныне, присно, во веки веков, старина,- И цена есть цена, и вина есть вина, И всегда хорошо, если честь спасена, Если другом надежно прикрыта спина. Чистоту, простоту мы у древних берем, Саги, сказки - из прошлого тащим,- Потому, что добро остается добром - В прошлом, будущем и настоящем!
Час зачатья я помню неточно. Значит, память моя однобока. Но зачат я был ночью, порочно, И явился на свет не до срока. Я рождался не в муках, не в злобе, Девять месяцев - это не лет. Первый срок отбывал я в утробе: Ничего там хорошего нет. Спасибо вам святители, что плюнули да дунули, Что вдруг мои родители зачать меня задумали, В те времена укромные, теперь почти былинные, Когда срока огромные брели в этапы длинные. Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее, А вот живет же братия - моя честна компания. Ходу, думушки резвые, ходу, Слово, строченьки, милые, слово! В первый раз получил я свободу По указу от тридцать восьмого. Знать бы мне, кто так долго мурыжил - Отыгрался бы на подлеце, Но родился и жил я и выжил, Дом на Первой Мещанской в конце. Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой Соседушка с соседушкою баловались водочкой. Все жили вровень, скромно так: система коридорная, На тридцать восемь комнаток всего одна уборная. Здесь зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка. Здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка. Не боялась сирены соседка, И привыкла к ней мать понемногу. И плевал я, здоровый трехлетка, На воздушную эту тревогу. Да не все то, что сверху от бога - И народ зажигалки тушил. И, как малая фронту подмога, Мой песок и дырявый кувшин. И било солнце в три ручья, сквозь дыры крыш просеяно На Евдоким Кириллыча и Кисю Моисеевну. Она ему: Как сыновья? - Да без вести пропавшие! Эх, Киська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие. Вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие.- Мои - без вести павшие, твои - безвинно севшие. Я ушел от пеленок и сосок, Поживал - не забыт, не заброшен. И дразнили меня "недоносок", Хоть и был я нормально доношен. Маскировку пытался срывать я, - Пленных гонят,- чего ж мы дрожим? Возвращались отцы наши, братья По домам, по своим да чужим. У тети Зины кофточка с драконами, да змеями - То у Попова Вовчика отец пришел с трофеями. Трофейная Япония, трофейная Германия: Пришла страна Лимония - сплошная чемодания. Взял у отца на станции погоны, словно цацки, я, А из эвакуации толпой валили штатские. Осмотрелись они, оклемались, Похмелились, потом протрезвели. И отплакали те, кто дождались, Недождавшиеся отревели. Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, Мы спросили:- зачем? - Он в ответ, Мол, коридоры кончаются стенкой, А тоннели выводят на свет. Пророчество папашино не слушал Витька с корешом: Из коридора нашего в тюремный коридор ушел. Да он всегда был спорщиком, припрешь к стене - откажется Прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется. Но у отцов свои умы, а что до нас касательно, На жизнь засматривались мы вполне самостоятельно. Все - от нас до почти годовалых Толковищу вели до кровянки, А в подвалах и полуподвалах Ребятишкам хотелось под танки. Не досталось им даже по пуле, В ремеслухе живи не тужи. Ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули - Из напильников сделать ножи. Они воткнутся в легкие От никотина черные, По рукоятки легкие трехцветные наборные. Вели дела отменные сопливые острожники. На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики. Сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами, И вот ушли романтики из подворотен ворами. Было время и были подвалы, Было дело и цены снижали. И текли, куда надо, каналы И в конце, куда надо, впадали. Дети бывших старшин да майоров До бедовых широт поднялись, Потому, что из всех коридоров Им казалось сподручнее вниз.
Трубят рога: скорей, скорей!- И копошится свита. Душа у ловчих без затей, Из жил воловьих свита. Ну и забава у людей - Убить двух белых лебедей! И стрелы ввысь помчались... У лучников наметан глаз,- А эти лебеди как раз Сегодня повстречались. Она жила под солнцем - там, Где синих звезд без счета, Куда под силу лебедям Высокого полета. Ты воспари - крыла раскинь - В густую трепетную синь. Скользи по божьим склонам,- В такую высь, куда и впредь Возможно будет долететь Лишь ангелам и стонам. Но он и там ее настиг - И счастлив миг единый,- Но может, был тот яркий миг Их песней лебединой... Двум белым ангелам сродни, К земле направились они - Опасная повадка! Из-за кустов, как из-за стен, Следят охотники за тем, Чтоб счастье было кратко. Вот утирают пот со лба Виновники паденья: Сбылась последняя мольба - "Остановись, мгновенье!" Так пелся вечный этот стих В пик лебединой песне их - Счастливцев одночасья: Они упали вниз вдвоем, Так и оставшись на седьмом, На высшем небе счастья.
Когда вода всемирного потопа Вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока На берег тихо выбралась любовь И растворилась в воздухе до срока, А срока было сорок сороков. И чудаки - еще такие есть - Вдыхают полной грудью эту смесь. И ни наград не ждут, ни наказанья, И, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же неровного дыханья... Только чувству, словно кораблю, Долго оставаться на плаву, Прежде чем узнать, что "я люблю",- То же, что дышу, или живу! И вдоволь будет странствий и скитаний, Страна Любви - великая страна! И с рыцарей своих для испытаний Все строже станет спрашивать она. Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна... Но вспять безумцев не поворотить, Они уже согласны заплатить. Любой ценой - и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули... Свежий ветер избранных пьянил, С ног сбивал, из мертвых воскрешал, Потому что, если не любил, Значит, и не жил, и не дышал! Но многих захлебнувшихся любовью, Не докричишься, сколько не зови... Им счет ведут молва и пустословье, Но этот счет замешан на крови. А мы поставим свечи в изголовье Погибшим от невиданной любви... Их голосам дано сливаться в такт, И душам их дано бродить в цветах. И вечностью дышать в одно дыханье, И встретиться со вздохом на устах На хрупких переправах и мостах, На узких перекрестках мирозданья... Я поля влюбленным постелю, Пусть поют во сне и наяву! Я дышу - и значит, я люблю! Я люблю - и, значит, я живу!
Торопись - тощий гриф над страною кружит! Лес - обитель твою - по весне навести! Слышишь - гулко земля под ногами дрожит? Видишь - плотный туман над полями лежит? - Это росы вскипают от ненависти! Ненависть - в почках набухших томится, Ненависть - в нас затаенно бурлит, Ненависть - потом сквозь кожу сочится, Головы наши палит! Погляди - что за рыжие пятна в реке,- Зло решило порядок в стране навести. Рукоятки мечей холодеют в руке, И отчаянье бьется, как птица, в виске, И заходится сердце от ненависти! Ненависть - юным уродует лица, Ненависть - просится из берегов, Ненависть - жаждет и хочет напиться Черною кровью врагов! Да, нас ненависть в плен захватила сейчас, Но не злоба нас будет из плена вести. Не слепая, не черная ненависть в нас,- Свежий ветер нам высушит слезы у глаз Справедливой и подлинной ненависти! Ненависть - пей, переполнена чаша! Ненависть - требует выхода, ждет. Но благородная ненависть наша Рядом с любовью живет!
Как засмотрится мне нынче, как задышится? Воздух крут перед грозой, крут да вязок. Что споется мне сегодня, что услышится? Птицы вещие поют - да все из сказок. Птица Сирин мне радостно скалится - Веселит, зазывает из гнезд, А напротив - тоскует-печалится, Травит душу чудной Алконост. Словно семь заветных струн Зазвенели в свой черед - Это птица Гамаюн Надежду подает! В синем небе, колокольнями проколотом,- Медный колокол, медный колокол - То ль возрадовался, то ли осерчал... Купола в России кроют чистым золотом - Чтобы чаще Господь замечал. Я стою, как перед вечною загадкою, Пред великою да сказочной страною - Перед солоно - да горько-кисло-сладкою, Голубою, родниковою, ржаною. Грязью чавкая жирной да ржавою, Вязнут лошади по стремена, Но влекут меня сонной державою, Что раскисла, опухла от сна. Словно семь богатых лун На пути моем встает - То птица Гамаюн Надежду подает! Душу, сбитую утратами да тратами, Душу, стертую перекатами,- Если до крови лоскут истончал,- Залатаю золотыми я заплатами - Чтобы чаще Господь замечал!
...Мы взлетали как утки с раскисших полей: Двадцать вылетов в сутки - куда веселей! Мы смеялись, с парилкой туман перепутав. И в простор набивались мы до тесноты,- Облака надрывались, рвались в лоскуты, Пули шили из них купола парашютов. Возвращались тайком - без приборов, впотьмах, И с радистом-стрелком, что повис на ремнях. В фюзеляже пробоины, в плоскости - дырки. И по коже - озноб; и заклинен штурвал,- И дрожал он, и дробь по рукам отбивал - Как во время опасного номера в цирке. До сих пор это нервы щекочет,- Но садились мы, набок кренясь. Нам казалось - машина не хочет И не может работать на нас. Завтра мне и машине в одну дуть дуду В аварийном режиме у всех на виду,- Ты мне нож напоследок не всаживай в шею! Будет взлет - будет пища: придется вдвоем Нам садиться, дружище, на аэродром - Потому что я бросить тебя не посмею. Правда, шит я не лыком и чую чутьем В однокрылом двуликом партнере моем Игрока, что пока все намеренья прячет. Но плевать я хотел на обузу примет: У него есть предел - у меня его нет,- Поглядим, кто из нас запоет - кто заплачет! Если будет полет этот прожит - Нас обоих не спишут в запас. Кто сказал, что машина не может И не хочет работать на нас?!
Всю войну под завязку я все к дому тянулся, И хотя горячился, воевал делово. Ну а он торопился, как-то раз не пригнулся,- И в войне взад-вперед обернулся, за два года - всего ничего! Не слыхать его пульса с сорок третьей весны, Ну а я окунулся в довоенные сны. И гляжу я, дурея, но дышу тяжело... Он был лучше, добрее, ну а мне повезло. Я за пазухой не жил, не пил с господом чая, Я ни в тыл не стремился, ни судьбе под подол, Но мне женщины молча намекали, встречая: Если б ты там навеки остался, может, мой бы обратно пришел. Для меня не загадка их печальный вопрос - Мне ведь тоже не сладко, что у них не сбылось. Мне ответ подвернулся: "Извините, что цел! Я случайно вернулся, вернулся, ну а ваш не сумел". Он кричал напоследок, в самолете сгорая: - Ты живи, ты дотянешь! - доносилось сквозь гул. Мы летали под богом, возле самого рая - Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул. Встретил летчика сухо райский аэродром. Он садился на брюхо, но не ползал на нем, Он уснул - не проснулся, он запел - не допел, Так что я вот вернулся, ну а он не сумел. Я кругом и навечно виноват перед теми, С кем сегодня встречаться я почел бы за честь. И хотя мы живыми до конца долетели, Жжет нас память и мучает совесть - у кого? У кого она есть. Кто-то скупо и четко отсчитал нам часы Нашей жизни короткой, как бетон полосы. И на ней - кто разбился, кто - взлетел навсегда... Ну а я приземлился, а я приземлился - вот какая беда.
Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу - И то, что слышу, и то, что вижу,- Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку: Когда состарюсь - издам книжонку. Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны - как в бане пассатижи. Все эмигранты тут второго поколенья - От них сплошные недоразуменья: Они все путают - и имя, и названья,- И ты бы, Ваня, у них выл - "Ванья". А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны - как в русской бане лыжи! Я сам завел с француженкою шашни, Мои друзья теперь - и Пьер, и Жан. Уже плевал я с Эйфелевой башни На головы беспечных парижан! Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке: В общественном парижском туалете Есть надписи на русском языке!
Как во смутной волости, Лютой, злой губернии Выпадали молодцу Все шипы да тернии. Он обиды зачерпнул, зачерпнул Полные пригоршни, Ну, а горя, что хлебнул,- Не бывает горше. Пей отраву, хоть залейся! Благо, денег не берут. Сколь веревочка ни вейся, Все равно совьешься в кнут! Гонит неудачников По миру с котомкою. Жизнь течет меж пальчиков Паутинкой тонкою. А которых повело, повлекло По лихой дороге - Тех ветрами сволокло Прямиком в остроги. Тут на милость не надейся - Стиснуть зубы, да терпеть! Сколь веревочка ни вейся - Все равно совьешься в плеть! Ах, лихая сторона, Сколь в тебе ни рыскаю, Лобным местом ты красна Да веревкой склизкою... А повешенным сам дьявол-сатана Голы пятки лижет. Смех, досада, мать честна!- Ни пожить, ни выжить! Ты не вой, не плачь, а смейся - Слез-то нынче не простят. Сколь веревочка ни вейся, Все равно укоротят! Ночью думы муторней. Плотники не мешкают. Не успеть к заутрене - Больно рано вешают. Ты об этом не жалей, не жалей,- Что тебе отсрочка! А на веревочке твоей Нет ни узелочка. Лучше ляг да обогрейся - Я, мол, казни не просплю... Сколь веревочка ни вейся - А совьешься ты в петлю!
На Шере- метьево В ноябре третьего - Метеоусловия не те,- Я стою встревоженный, Бледный, но ухоженный, На досмотр таможенный в хвосте. Стоял сначала - чтоб не нарываться: Я сам спиртного лишку загрузил,- А впереди шмонали уругвайца, Который контрабанду провозил. Крест на груди в густой шерсти,- Толпа как хором ахнет: "За ноги надо потрясти,- Глядишь - оно и звякнет!" И точно: ниже живота - Смешно, да не до смеха - Висели два литых креста Пятнадцатого века. Ох, как он сетовал: Где закон - нету, мол! Я могу, мол, опоздать на рейс!.. Но Христа распятого В половине пятого Не пустили в Буэнос-Айрес. Мы все-таки мудреем год от года - Распятья нам самим теперь нужны,- Они - богатство нашего народа, Хотя и - пережиток старины. А раньше мы во все края - И надо и не надо - Дарили лики, жития,- В окладе, без оклада... Из пыльных ящиков косясь Безропотно, устало,- Искусство древнее от нас, Бывало, и - сплывало. Доктор зуб высверлил Хоть слезу мистер лил, Но таможенник вынул из дупла, Чуть поддев лопатою,- Мраморную статую - Целенькую, только без весла. Общупали заморского барыгу, Который подозрительно притих,- И сразу же нашли в кармане фигу, А в фиге - вместо косточки - триптих. "Зачем вам складень, пассажир?- Купили бы за трешку В "Березке" русский сувенир - Гармонь или матрешку!" "Мир-дружба! Прекратить огонь!"- Попер он как на кассу, Козе - баян, попу - гармонь, Икону - папуасу! Тяжело с истыми Контрабан- дистами! Этот, что статуи был лишен,- Малый с подковыркою,- Цыкнул зубом с дыркою, Сплюнул - и уехал в Вашингтон. Как хорошо, что бдительнее стало,- Таможня ищет ценный капитал - Чтоб золотинки с нимба не упало, Чтобы гвоздок с распятья не пропал! Таскают - кто иконостас, Кто - крестик, кто - иконку,- Так веру в Господа от нас Увозят потихоньку. И на поездки в далеко - Навек, бесповоротно - Угодники идут легко, Пророки - неохотно. Реки лью потные! Весь я тут, вот он я - Слабый для таможни интерес,- Правда, возле щиколот Синий крестик выколот,- Но я скажу, что это - Красный Крест. Один мулла триптих запрятал в книги,- Да, контрабанда - это ремесло! Я пальцы сжал в кармане в виде фиги - На всякий случай - чтобы пронесло. Арабы нынче - ну и ну!- Европу поприжали, - Мы в Шестидневную войну Их очень поддержали. Они к нам ездят неспроста - Задумайтесь об этом!- Увозят нашего Христа На встречу с Магометом. ...Я пока здесь еще, Здесь мое детище, - Все мое - и дело, и родня! Лики - как товарищи - Смотрят понимающе С почерневших досок на меня. Сейчас, как в вытрезвителе ханыгу, Разденут - стыд и срам - при всех святых,- Найдут в мозгу туман, в кармане фигу, Крест на ноге - и кликнут понятых! Я крест сцарапывал, кляня Судьбу, себя - все вкупе,- Но тут вступился за меня Ответственный по группе. Сказал он тихо, делово - Такого не обшаришь: Мол, вы не трогайте его, Мол, кроме водки - ничего,- Проверенный товарищ! 1974-1975 гг
Я был завсегдатаем всех пивных - Меня не приглашали на банкеты: Я там горчицу вмазывал в паркеты, Гасил окурки в рыбных заливных И слезы лил в пожарские котлеты. Я не был тверд, но не был мягкотел,- Семья прожить хотела без урода: В ней все - кто от сохи, кто из народа,- И покатился я и полетел По жизни - от привода до привода. А в общем - что - иду - нормальный ход, Ногам легко, свободен путь и руки,- Типичный люмпен, если по науке, А по уму - обычный обормот, Нигде никем не взятый на поруки. Недавно опочили старики - Большевики с двенадцатого года,- Уж так подтасовалася колода: Они - во гроб, я - вышел в вожаки,- Как выходец из нашего народа! У нас отцы - кто дуб, кто вяз, кто кедр,- Охотно мы вставляем их в анкетки. И много нас, и хватки мы, и метки,- Мы бдим, едим, других растим из недр, Предельно сокращая пятилетки. Я мажу джем на черную икру, Маячат мне и близости и дали,- На жиже,- не на гуще мне гадали,- Я из народа вышел поутру - И не вернусь, хоть мне и предлагали. 1974-1975 гг
Я еще не в угаре, не втиснулся в роль. Как узнаешь в ангаре, кто - раб, кто - король, Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший, Кто кого допечет, допытает, дожмет: Летуна самолет или наоборот? - На земле притворилась машина - святошей. Завтра я испытаю судьбу, а пока - Я машине ласкаю крутые бока. На земле мы равны, но равны ли в полете? Под рукою, не скрою, ко мне холодок,- Я иллюзий не строю - я старый ездок: Самолет - необъезженный дьявол во плоти. Знаю, утро мне силы утроит, Ну а конь мой - хорош и сейчас,- Вот решает он: стоит - не стоит Из-под палки работать на нас. Ты же мне с чертежей, как с пеленок, знаком, Ты не знал виражей - шел и шел прямиком, Плыл под грифом "Секретно" по волнам науки. Генеральный конструктор тебе потакал - И отбился от рук ты в КБ, в ОТК,- Но сегодня попал к испытателю в руки! Здесь возьмутся покруче,- придется теперь Расплатиться, и лучше - без лишних потерь: В нашем деле потери не очень приятны. Ты свое отгулял до последней черты, Но и я попетлял на таких вот, как ты,- Так что грех нам обоим идти на попятный. Иногда недоверие точит: Вдруг не все мне машина отдаст, Вдруг она засбоит, не захочет Из-под палки работать на нас!