В.Высоцкий.
Капитана в тот день называли на "ты", Шкипер с юнгой сравнялись в талантах; Распрямляя хребты и срывая бинты, Бесновались матросы на вантах. Двери наших мозгов Посрывало с петель В миражи берегов, В покрывала земель, Этих обетованных, желанных - И колумбовых, и магелланных. Только мне берегов Не видать и земель - С хода в девять узлов Сел по горло на мель! А у всех молодцов - Благородная цель... И в конце-то концов - Я ведь сам сел на мель. И ушли корабли - мои братья, мой флот,- Кто чувствительней - брызги сглотнули. Без меня продолжался великий поход, На меня ж парусами махнули. И погоду и случай Безбожно кляня, Мои пасынки кучей Бросали меня. Вот со шлюпок два залпа - и ладно!- От Колумба и от Магеллана. Я пью пену - волна Не доходит до рта, И от палуб до дна Обнажились борта, А бока мои грязны - Таи не таи,- Так любуйтесь на язвы И раны мои! Вот дыра у ребра - это след от ядра, Вот рубцы от тарана, и даже Видны шрамы от крючьев - какой-то пират Мне хребет перебил в абордаже. Киль - как старый неровный Гитаровый гриф: Это брюхо вспорол мне Коралловый риф. Задыхаюсь, гнию - так бывает: И просоленное загнивает. Ветры кровь мою пьют И сквозь щели снуют Прямо с бака на ют,- Меня ветры добьют: Я под ними стою От утра до утра,- Гвозди в душу мою Забивают ветра. И гулякой шальным все швыряют вверх дном Эти ветры - незваные гости,- Захлебнуться бы им в моих трюмах вином Или - с мели сорвать меня в злости! Я уверовал в это, Как загнанный зверь, Но не злобные ветры Нужны мне теперь. Мои мачты - как дряблые руки, Паруса - словно груди старухи. Будет чудо восьмое - И добрый прибой Мое тело омоет Живою водой, Моря божья роса С меня снимет табу - Вздует мне паруса, Словно жилы на лбу. Догоню я своих, догоню и прощу Позабывшую помнить армаду. И команду свою я обратно пущу: Я ведь зла не держу на команду. Только, кажется, нет Больше места в строю. Плохо шутишь, корвет, Потеснись - раскрою! Как же так - я ваш брат, Я ушел от беды... Полевее, фрегат,- Всем нам хватит воды! До чего ж вы дошли: Значит, что - мне уйти?! Если был на мели - Дальше нету пути?! Разомкните ряды, Все же мы - корабли,- Всем нам хватит воды, Всем нам хватит земли, Этой обетованной, желанной - И колумбовой, и магелланной!
В тайгу На санях, на развалюхах, В соболях или в треухах - И богатый, и солидный, и убогий - Бегут В неизведанные чащи,- Кто-то реже, кто-то чаще,- В волчьи логова, в медвежие берлоги. Стоят, Как усталые боксеры, Вековые гренадеры В два обхвата, в три обхвата и поболе. И я Воздух ем, жую, глотаю,- Да я только здесь бываю За решеткой из деревьев - но на воле!
Едешь ли в поезде, в автомобиле, Или гуляешь, хлебнувши винца,- При современном машинном обилье Трудно по жизни пройти до конца. Вот вам авария: в Замоскворечье Трое везли хоронить одного,- Все, и шофер, получили увечья, Только который в гробу - ничего. Бабы по найму рыдали сквозь зубы, Дьякон - и тот верхней ноты не брал, Громко фальшивили медные трубы,- Только который в гробу - не соврал. Бывший начальник - и тайный разбойник - В лоб лобызал и брезгливо плевал, Все приложились,- а скромный покойник Так никого и не поцеловал. Но грянул гром - ничего не попишешь, Силам природы на речи плевать,- Все побежали под плиты и крыши,- Только покойник не стал убегать. Что ему дождь - от него не убудет,- Вот у живущих - закалка не та. Ну, а покойники, бывшие люди,- Смелые люди и нам не чета. Как ни спеши, тебя опережает Клейкий ярлык, как отметка на лбу,- А ничего тебе не угрожает, Только когда ты в дубовом гробу. Можно в отдельный, а можно и в общий - Мертвых квартирный вопрос не берет,- Вот молодец этот самый - усопший - Вовсе не требует лишних хлопот. В царстве теней - в этом обществе строгом - Нет ни опасностей, нет ни тревог,- Ну, а у нас - все мы ходим под богом, Только которым в гробу - ничего. Слышу упрек: "Он покойников славит!" Нет, я в обиде на злую судьбу: Всех нас когда-нибудь кто-то задавит,- За исключением тех, кто в гробу.
Запомню, оставлю в душе этот вечер - Не встречу с друзьями, не праздничный стол: Сегодня я сам - самый главный диспетчер, И стрелки сегодня я сам перевел. И пусть отправляю составы в пустыни, Где только барханы в горячих лучах,- Мои поезда не вернутся пустыми, Пока мой оазис еще не зачах. Свое я отъездил, и даже сверх нормы,- Стою, вспоминаю, сжимая флажок, Как мимо меня проносились платформы И реки - с мостами, которые сжег. Теперь отправляю составы в пустыни, Где только барханы в горячих лучах,- Мои поезда не вернутся пустыми, Пока мой оазис еще не зачах. Они без меня понесутся по миру - Я рук не ломаю, навзрыд не кричу,- А то мне навяжут еще пассажиров - Которых я вовсе сажать не хочу. Итак, я отправил составы в пустыни, Где только барханы в горячих лучах,- Мои поезда не вернутся пустыми, Пока мой оазис еще не зачах. Растаяли льды, километры и годы - Мой первый состав возвратился назад,- Он мне не привез драгоценной породы, Но он - возвратился, и рельсы гудят. Давай постоим и немного остынем: ты весь раскален - ты не встретил реки. Я сам не поехал с тобой по пустыням - И вот мой оазис убили пески.
Я скачу, но я скачу иначе, По полям, по лужам, по росе... Говорят: он иноходью скачет. Это значит иначе, чем все. Но наездник мой всегда на мне,- Стременами лупит мне под дых. Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без узды! Если не свободен нож от ножен, Он опасен меньше, чем игла. Вот и я оседлан и стреножен. Рот мой разрывают удила. Мне набили раны на спине, Я дрожу боками у воды. Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без узды! Мне сегодня предстоит бороться. Скачки! Я сегодня - фаворит. Знаю - ставят все на иноходца, Но не я - жокей на мне хрипит! Он вонзает шпоры в ребра мне, Зубоскалят первые ряды. Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без узды. Пляшут, пляшут скакуны на старте, Друг на друга злобу затая, В исступленьи, в бешенстве, в азарте, И роняют пену, как и я. Мой наездник у трибун в цене,- Крупный мастер верховой езды. Ох, как я бы бегал в табуне, Но не под седлом и без узды. Нет! Не будут золотыми горы! Я последним цель пересеку. Я ему припомню эти шпоры, Засбою, отстану на скаку. Колокол! Жокей мой на коне, Он смеется в предвкушеньи мзды. Ох, как я бы бегал в табуне, Но не под седлом и без узды! Что со мной, что делаю, как смею - Потакаю своему врагу! Я собою просто не владею, Я придти не первым не могу! Что же делать? Остается мне Вышвырнуть жокея моего И скакать, как будто в табуне, Под седлом, в узде, но без него! Я пришел, а он в хвосте плетется, По камням, по лужам, по росе. Я впервые не был иноходцем, Я стремился выиграть, как все!
Надо с кем-то рассорить кого-то - Только с кем и кого? Надо сделать трагичное что-то - Только что, для чего? Надо выстрадать, надо забыться - Только в чем и зачем? Надо как-то однажды напиться - Только с кем, только с кем? Надо сделать хорошее что-то - Для кого, для чего? Это может быть только работа Для себя самого! Ну, а что для других, что для многих? Что для лучших друзей? А для них - земляные дороги Души моей!
Нет меня, я покинул Расею! Мои девочки ходят в соплях. Я теперь свои семечки сею На чужих Елисейских полях. Кто-то вякнул в трамвае на Пресне: "Нет его, умотал, наконец! Вот и пусть свои чуждые песни Пишет там про Версальский дворец!" Слышу сзади обмен новостями: "Да не тот, тот уехал - спроси!" "Ах, не тот?" - и толкают локтями, И сидят на коленях в такси. А тот, с которым сидел в Магадане,- Мой дружок еще по гражданской войне,- Говорит, что пишу ему : "Ваня, Скучно, Ваня, давай, брат, ко мне!" Я уже попросился обратно, Унижался, юлил, умолял... Ерунда! Не вернусь, вероятно, Потому что и не уезжал. Кто поверил - тому по подарку, Чтоб хороший конец, как в кино,- Забирай Триумфальную арку! Налетай на заводы Рено! Я смеюсь, умираю от смеха. Как поверили этому бреду? Не волнуйтесь, я не уехал. И не надейтесь - не уеду!
Переворот в мозгах из края в край, В пространстве - масса трещин и смещений: В Аду решили черти строить рай Для собственных грядущих поколений. Известный черт с фамилией Черток - Агент из Рая - ночью, внеурочно Отстукал в Рай: в Аду черт знает что,- Что точно - он, Черток, не знает точно. Еще ввернул тревожную строку Для шефа всех лазутчиков Амура: "Я в ужасе,- сам Дьявол начеку, И крайне ненадежна агентура". Тем временем в Аду сам Вельзевул Потребовал военного парада,- Влез на трибуну, плакал и загнул: "Рай, только рай - спасение для Ада!" Рыдали черти и кричали: "Да! Мы рай в родной построим Преисподней! Даешь производительность труда! Пять грешников на нос уже сегодня!" "Ну что ж, вперед! А я вас поведу! - Закончил Дьявол. - С богом! Побежали!" И задрожали грешники в Аду, И ангелы в Раю затрепетали. И ангелы толпой пошли к Нему - К тому, который видит все и знает,- А он сказал: "Мне плевать на тьму!" - И заявил, что многих расстреляет. Что Дьявол - провокатор и кретин, Его возня и крики - все не ново,- Что ангелы - ублюдки, как один И что Черток давно перевербован. "Не Рай кругом, а подлинный бедлам,- Спущусь на землю - там хоть уважают! Уйду от вас к людям ко всем чертям - Пускай меня вторично распинают!.." И он спустился. Кто он? Где живет?.. Но как-то раз узрели прихожане - На паперти у церкви нищий пьет, "Я Бог,- кричит,- даешь на пропитанье!" Конец печален (плачьте, стар и млад,- Что перед этим всем сожженье Трои?) Давно уже в Раю не рай, а ад,- Но рай чертей в Аду зато построен!
Словно в сказке, на экране - И не нужен чародей - В новом фильме вдруг крестьяне Превращаются в князей! То купец - то неимущий, То добряк - а то злодей,- В жизни же - почти непьющий И отец восьми детей. Мальчишки, мальчишки бегут по дворам, Загадочны и голосисты. Скорее! Спешите! Приехали к вам Живые киноартисты! Но для нашего для брата, Откровенно говоря, Иногда сыграть солдата Интересней, чем царя. В жизни все без изменений, А в кино: то бог, то вор,- Много взлетов и падений Испытал киноактер. Мальчишки, мальчишки бегут по дворам, Загадочны и голосисты. Скорее! Спешите! Приехали к вам Живые киноартисты! Сколько версий, сколько спора Возникает тут и там! Знают про киноактера Даже больше, чем он сам. И повсюду обсуждают, И со знаньем говорят - Сколько в месяц получает И в который раз женат. Мальчишки, мальчишки - не нужно рекламы - Загадочны и голосисты. Скорее! Спешите! Приехали к вам Живые киноартисты! Хватит споров и догадок - Дело поважнее есть. Тем, кто до сенсаций падок, Вряд ли интересно здесь. Знаете, в кино эпоха Может пролететь за миг. Люди видят нас, но - плохо То, что мы не видим их. Вот мы и спешим к незнакомым друзьям - И к взрослым, и к детям,- На вас посмотреть,- все, что хочется вам, Спросите - ответим!
Разбег, толчок... И - стыдно подыматься: Во рту опилки, слезы из-под век,- На рубеже проклятом два двенадцать Мне планка преградила путь наверх. Я признаюсь вам, как на духу: Такова вся спортивная жизнь,- Лишь мгновение ты наверху - И стремительно падаешь вниз. Но съем плоды запретные с древа я, И за хвост подергаю славу я. У кого толчковая - левая, А у меня толчковая - правая! Разбег, толчок... Свидетели паденья Свистят и тянут за ноги ко дну. Мне тренер мой сказал без сожаленья: "Да ты же, парень, прыгаешь в длину! У тебя - растяженье в паху; Прыгать с правой - дурацкий каприз,- Не удержишься ты наверху - Ты стремительно падаешь вниз". Но, задыхаясь словно от гнева я, Объяснил толково я: главное, Что у них толчковая - левая, А у меня толчковая - правая! Разбег, толчок... Мне не догнать канадца - Он мне в лицо смеется на лету! Я снова планку сбил на два двенадцать - И тренер мне сказал напрямоту, Что начальство в десятом ряду, И что мне прополощут мозги, Если враз, в сей же час не сойду Я с неправильной правой ноги. Но я лучше выпью зелье с отравою, Я над собой что-нибудь сделаю - Но свою неправую правую Я не сменю на правую левую! Трибуны дружно начали смеяться - Но пыл мой от насмешек не ослаб: Разбег, толчок, полет... И два двенадцать - Теперь уже мой пройденный этап! Пусть болит моя травма в паху, Пусть допрыгался до хромоты,- Но я все-таки был наверху И меня не спихнуть с высоты! Так что съел плоды запретные с древа я, И поймал за хвост славу я,- Пусть у них толчковая - левая, Но моя толчковая - правая!
Комментатор из своей кабины Кроет нас для красного словца,- Но недаром клуб "Фиорентины" Предлагал мильон за Бышевца. Что ж, Пеле, как Пеле, Объясняю Зине я, Ест Пеле крем-брюле, Вместе с Жаирзинио. Я сижу на нуле,- Дрянь купил жене - и рад. А у Пеле - "шевроле" В Рио-де-Жанейро. Муром занялась прокуратура,- Что ему - реклама! - он и рад. Здесь бы Мур не выбрался из МУРа - Если б был у нас чемпионат. Что ж, Пеле, как Пеле, Объясняю Зине я, Ест Пеле крем-брюле, Вместе с Жаирзинио. Я сижу на нуле,- Дрянь купил жене - и рад. А у Пеле - "шевроле" В Рио-де-Жанейро. Может, не считает и до ста он,- Но могу сказать без лишних слов: Был бы глаз второй бы у Тостао - Он вдвое больше б забивал голов. Ну что ж, Пеле, как Пеле, Объясняю Зине я, У Пеле на столе крем-брюле в хрустале, А я сижу на нуле.
Как в селе Большие Вилы, Где еще сгорел сарай, Жили-были два громилы Огромадной жуткой силы - Братья Пров и Николай. Николай - что понахальней - По ошибке лес скосил, Ну а Пров - в опочивальни Рушил стены - и входил. Как братья не вяжут лыка, Пьют отвар из чаги - Все от мала до велика Прячутся в овраге. В общем, лопнуло терпенье,- Ведь добро - свое, не чье,- И идти на усмиренье Порешило мужичье. Николай - что понахальней,- В тот момент быка ломал, ну а Пров в какой-то спальне С маху стену прошибал. "Эй, братан, гляди - ватага,- С кольями, да слышь ли,- Чтой-то нынче из оврага Рановато вышли!" Неудобно сразу драться - Наш мужик так не привык,- Стали прежде задираться: "Для чего, скажите, братцы, Нужен вам безрогий бык?!" Николаю это странно: "Если жалко вам быка - С удовольствием с братаном Можем вам намять бока!" Где-то в поле замер заяц, Постоял - и ходу... Пров ломается, мерзавец, Сотворивши шкоду. "Ну-ка, кто попробуй вылезь - Вмиг разделаюсь с врагом!" Мужики перекрестились - Всей ватагой навалились: Кто - багром, кто - батогом. Николай, печась о брате, Первый натиск отражал, Ну а Пров укрылся в хате И оттуда хохотал. От могучего напора Развалилась хата,- Пров оттяпал ползабора Для спасенья брата. "Хватит, брат, обороняться - Пропадать так пропадать! Коля, нечего стесняться,- Колья начали ломаться,- Надо, Коля, нападать!" По мужьям да по ребятам Будут бабы слезы лить... Но решили оба брата С наступленьем погодить. "Гляди в оба, братень,- Со спины заходят!" "Может, оборотень?" "Не похоже вроде!" Дело в том, что к нам в селенье Напросился на ночлег - И остался до Успенья, А потом - на поселенье Никчемушный человек. И сейчас вот из-за крика Ни один не услыхал: Этот самый горемыка Чтой-то братьям приказал. Кровь уже лилась ручьями,- Так о чем же речь-то? "Бей братьев!" - Но вдруг с братьями Сотворилось нечто: Братьев как бы подкосило - Стали братья отступать - Будто вмиг лишились силы... Мужичье их попросило Больше бед не сотворять. ...Долго думали-гадали, Что блаженный им сказал,- Как затылков ни чесали - Ни один не угадал. И решили: он заклятьем Обладает, видно... Ну а он сказал лишь: "Братья, Как же вам не стыдно!"
Была пора - я рвался в первый ряд, И это все от недопониманья. Но с некоторых пор сажусь назад: Там, впереди, как в спину автомат - Тяжелый взгляд, недоброе дыханье. Может, сзади и не так красиво, Но намного шире кругозор, Больше и разбег, и перспектива, И еще - надежность и обзор. Стволы глазищ, числом до десяти, Как дуло на мишень, но на живую. Затылок мой от взглядов не спасти, И сзади так удобно нанести Обиду или рану ножевую. Может, сзади и не так красиво, Но намного шире кругозор, Больше и разбег, и перспектива, И еще - надежность и обзор. Мне вреден первый ряд, и говорят, (От мыслей этих я в ненастье ною) - Уж лучше - где темней, в последний ряд. Отсюда больше нет пути назад И за спиной стоит стена стеною. Может, сзади и не так красиво, Но намного шире кругозор, Больше и разбег, и перспектива, И еще - надежность и обзор. И пусть хоть реки утекут воды, Пусть будут в пух засалены перины - До лысин, до седин, до бороды Не выходите в первые ряды И не стремитесь в примы-балерины. Может, сзади и не так красиво, Но намного шире кругозор, Больше и разбег, и перспектива, И еще - надежность и обзор. Надежно сзади, но бывают дни - Я говорю себе, что выйду червой. Не стоит вечно пребывать в тени. С последним рядом долго не тяни, А постепенно пробивайся в первый. Может сзади и не так красиво, Но намного шире кругозор, Больше и разбег, и перспектива, И еще надежность и обзор.
Я стою, стою спиною к строю,- Только добровольцы - шаг вперед! Нужно провести разведку боем,- Для чего - да кто ж там разберет... Кто со мной? С кем идти? Так, Борисов... Так, Леонов... И еще этот тип Из второго батальона! Мы ползем, к ромашкам припадая,- Ну-ка, старшина, не отставай! Ведь на фронте два передних края: Наш, а вот он - их передний край. Кто со мной? С кем идти? Так, Борисов... Так, Леонов... И еще этот тип Из второго батальона! Проволоку грызли без опаски: Ночь - темно, и не видать ни зги. В двадцати шагах - чужие каски,- С той же целью - защитить мозги. Кто со мной? С кем идти? Так, Борисов... Так, Леонов... Ой!.. Еще этот тип Из второго батальона. Скоро будет "Надя с шоколадом" - В шесть они подавят нас огнем,- Хорошо, нам этого и надо - С богом, потихонечку начнем! С кем обратно идти? Так, Борисов... Где Леонов?! Эй ты, жив? Эй ты, тип Из второго батальона! Пулю для себя не оставляю, Дзот накрыт и рассекречен дот... А этот тип, которого не знаю, Очень хорошо себя ведет. С кем в другой раз идти? Где Борисов? Где Леонов?.. Правда жив этот тип Из второго батальона. ...Я стою спокойно перед строем - В этот раз стою к нему лицом,- Кажется, чего-то удостоен, Награжден и назван молодцом. С кем в другой раз ползти? Где Борисов? Где Леонов? И парнишка затих Из второго батальона...
Как счастье зыбко!.. Опять ошибка: Его улыбка, Потом - бокал на стол,- В нем откровенно Погасла пена; А он надменно Простился и ушел. Хрустальным звоном Бокалы стонут. Судьба с поклоном Проходит стороной. Грустно вино мерцало, Пусто на сердце стало, Скрипки смеялись надо мной... Впервые это со мной: В игре азартной судьбой, Казалось, счастье выпало и мне - На миг пригрезился он, Проник волшебником в сон,- И вспыхнул яркий свет в моем окне. Но счастье зыбко - Опять ошибка! Его улыбка, Потом - бокал на стол,- В бокале, тленна, Погасла пена; А он надменно Простился - и ушел. Хрустальным звоном Бокалы стонут. Бесцеремонно он Прервал мой сон. Вино мерцало... А я рыдала. Скрипки рыдали в унисон.
Не космос - метры грунта надо мной, И в шахте не до праздничных процессий, Но мы владеем тоже внеземной - И самою земною из профессий. Любой из нас - ну, чем не чародей? Из преисподней наверх уголь мечем. Мы топливо отнимем у чертей - Свои котлы топить им будет нечем! Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Да, сами мы, как дьяволы, в пыли. Зато наш поезд не уйдет порожний. Терзаем чрево матушки-Земли, Но на земле теплее и надежней. Вот вагонетки, душу веселя, Проносятся, как в фильме о погонях. И шуточку "Даешь стране угля!" Мы чувствуем на собственных ладонях. Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Да, мы бываем в крупном барыше, Но роем глубже: голод - ненасытен. Порой копаться в собственной душе Мы забываем, роясь в антраците. Воронками изрытые поля Не позабудь и оглянись во гневе, Но нас, благословенная Земля, Прости за то, что роемся во чреве. Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Вгрызаясь в глубь веков хоть на виток (То взрыв, то лязг - такое безгитарье!),- Вот череп вскрыл отбойный молоток, Задев кору большого полушарья. Не бойся заблудиться в темноте И захлебнуться пылью - не один ты! Вперед и вниз! Мы будем на щите - Мы сами рыли эти лабиринты! Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото.
Как спорт, поднятье тяжестей не ново В истории народов и держав. Вы помните, как некий грек другого Поднял и бросил, чуть попридержав. Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю. Овацию услышу или свист? Я от земли Антея отрываю, Как первый древнегреческий штангист. Не обладаю грацией мустанга, Скован я, в движеньях не скор. Штанга, перегруженная штанга - Вечный мой соперник и партнер. Такую неподъемную громаду Врагу не пожелаю своему. Я подхожу к тяжелому снаряду С тяжелым чувством нежности к нему: Мы оба с ним как будто из металла, Но только он - действительно металл, И прежде, чем дойти до пьедестала, Я вмятины в помосте протоптал. Где стоять мне - в центре или с фланга? Ждет ли слава? Или ждет позор? Интересно, что решила штанга - Это мой единственный партнер. Лежит соперник, ты над ним - красиво! Но крик "Вес взят!" у многих на слуху. Вес взят - прекрасно, но не справедливо, Ведь я - внизу, а штанга - наверху. Такой триумф подобен пораженью, А смысл победы до смешного прост: Все дело в том, чтоб, завершив движенье, С размаху штангу бросить на помост. Звон в ушах, как медленное танго. Тороплюсь ему наперекор. Как к магниту, вниз стремится штанга - Верный, многолетний мой партнер. Он ползет, чем выше, тем безвольней, Мне напоследок мышцы рвет по швам, И со своей высокой колокольни Кричит мне зритель: "Брось его к чертям!" "Вес взят! Держать!" - еще одно мгновенье, И брошен наземь мой железный бог. Я выполнял обычное движенье С коротким злым названием "рывок".
Я все чаще думаю о судьях,- Я такого не предполагал: Если обниму ее при людях - Будет политический скандал. Будет тон в печати комедийный, Я представлен буду чудаком,- Начал целоваться с беспартийной, А теперь целуюсь - с вожаком! Трубачи, валяйте, дуйте в трубы! Я еще не сломлен и не сник: Я в ее лице целую в губы Общество "Франс - Юньон Совьетик"! 1968-1970 гг
Я первый смерил жизнь обратным счетом. Я буду беспристрастен и правдив: Сначала кожа выстрелила потом И задымилась, поры разрядив. Я затаился и затих, и замер. Мне показалось, я вернулся вдруг В бездушье безвоздушных барокамер И в замкнутые петли центрифуг. Сейчас я стану недвижим и грузен И погружен в молчанье, а пока Меха и горны всех газетных кузен Раздуют это дело на века. Хлестнула память мне кнутом по нервам, В ней каждый образ был неповторим: Вот мой дублер, который мог быть первым, Который смог впервые стать вторым. Пока что на него не тратят шрифта - Запас заглавных букв на одного. Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта, Но дальше я поднялся без него. Вот тот, который прочертил орбиту. При мне его в лицо не знал никто. Я знал: сейчас он в бункере закрытом Бросает горсти мыслей в решето. И словно из-за дымовой завесы Друзей явились лица и семьи. Они все скоро на страницах прессы Расскажут биографии свои. Их всех, с кем знал я доброе соседство, Свидетелями выведут на суд. Обычное мое, босое детство Оденут и в скрижали занесут. Чудное слово "Пуск" - подобье вопля - Возникло и нависло надо мной. Недобро, глухо заворчали сопла И сплюнули расплавленной слюной. И вихрем чувств пожар души задуло, И я не смел или забыл дышать. Планета напоследок притянула, Прижала, не желая отпускать. И килограммы превратились в тонны, Глаза, казалось, вышли из орбит, И правый глаз впервые, удивленно Взглянул на левый, веком не прикрыт. Мне рот заткнул - не помню, - крик ли, кляп ли. Я рос из кресла, как с корнями пень. Вот сожрала все топливо до капли И отвалилась первая ступень. Там, подо мной, сирены голосили, Не знаю - хороня или храня. А здесь надсадно двигатели взвыли И из объятий вырвали меня. Приборы на земле угомонились, Вновь чередом своим пошла весна. Глаза мои на место возвратились, Исчезли перегрузки, - тишина. Эксперимент вошел в другую фазу. Пульс начал реже в датчики стучать. Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу И получил команду отдыхать. И стало тесно голосам в эфире, Но Левитан ворвался, как в спортзал. Он отчеканил громко: "Первый в мире!" Он про меня хорошее сказал. Я шлем скафандра положил на локоть, Изрек про самочувствие свое... Пришла такая приторная легкость, Что даже затошнило от нее. Шнур микрофона словно в петлю свился, Стучали в ребра легкие, звеня. Я на мгновенье сердцем подавился - Оно застряло в горле у меня. Я отдал рапорт весело, на совесть, Разборчиво и очень делово. Я думал: вот она и невесомость, Я вешу нуль, так мало - ничего! Но я не ведал в этот час полета, Шутя над невесомостью чудной, Что от нее кровавой будет рвота И костный кальций вымоет с мочой... * Все, что сумел запомнить, я сразу перечислил, Надиктовал на ленту и даже записал. Но надо мной парили разрозненные мысли И стукались боками о вахтенный журнал. Весомых, зримых мыслей я насчитал немало, И мелкие сновали меж ними чуть плавней, Но невесомость в весе их как-то уравняла - Там после разберутся, которая важней. А я ловил любую, какая попадалась, Тянул ее за тонкий невидимый канат. Вот первая возникла и сразу оборвалась, Осталось только слово одно: "Не виноват!" Но слово "невиновен" - не значит "непричастен", - Так на Руси ведется уже с давнишних пор. Мы не тянули жребий, - мне подмигнуло счастье, И причастился к звездам член партии, майор. Между "нулем" и "пуском" кому-то показалось, А может - оператор с испугу записал, Что я довольно бодро, красуясь даже малость, Раскованно и браво "Поехали!" сказал.
Я скольжу по коричневой пленке, Или это красивые сны... Простыня на постели - в сторонке Смята комом, огни зажжены. Или просто погашены свечи... Я проснусь - липкий пот и знобит,- Лишь во сне долгожданные речи, Лишь во сне яркий факел горит! И усталым, больным каннибалом, Что способен лишь сам себя есть, Я грызу свои руки шакалом: Это так, это всё, это есть! Оторвите от сердца аорту,- Сердце можно давно заменять. Не послать ли тоску мою к черту... Оторвите меня от меня! Путь блестящий наш, смех и загадка - Вот и время всех бледных времен. Расплескалась судьба без остатка. Кто прощает, тот не обречен! 1967-1970 гг